– Да. Я работал в миссии Министерства обороны, мы раскапывали такие могилы по всей Европе. Им был нужен криминалист. А что?
Персис казалось, что слова выходят у нее изо рта сами по себе.
Она рассказала о том, кем на самом деле был Джеймс Ингрэм, об айнзацгруппах, которые должны были подавлять местное население на территориях, захваченных немецкой армией, и о массовых убийствах.
– Ты следила за Нюрнбергским процессом?
Персис вспомнила обложки газет, отдельные кадры в «Пате-журнале». Слишком много всего происходило тогда в ее собственной стране: последние годы движения за независимость, ужасы Раздела, убийство Ганди, неспокойное начало правления Неру. У нее просто не было времени на подлинный интерес.
– На Нюрнбергском процессе люди впервые были привлечены к суду за преступления против человечности, – начал Блэкфинч. – Польский юрист Рафаэль Лемкин ввел для описания гитлеровского «Окончательного решения» – массового уничтожения евреев нацистами – термин «геноцид». Это сочетание греческого «генос» – «народ» и латинского «цид» – «убийство». – Он помолчал. – Нацисты ответственны за такие страшные преступления, которых никто еще не совершал. Я до сих пор не могу осознать то, что они делали. Никогда не верил словам «я просто выполнял приказ». Не могу представить себе ситуацию, в которой порядочный человек может выполнять такие приказы.
Персис не была так в этом уверена. Она своими глазами наблюдала беспорядки во время Раздела и видела, как быстро люди становятся меньше похожими на людей и больше – на монстров. Тогда волна немыслимой жестокости унесла два миллиона жизней, и не было ни одного уголка Индии, которого бы она не коснулась.
Пока Блэкфинч говорил, Персис стала листать папку Линдли, но быстро остановилась. Ее внимание привлекла фотография, прикрепленная к делу Маттиаса Брунера.
Группа заключенных копала землю. Позади них стоял немецкий солдат, он расслабленно курил сигарету и болтал с товарищем. Тот улыбался, будто кто-то из них только что пошутил. Персис осознала, что оба они понимали, что совсем скоро им предстоит хладнокровно убить этих мужчин, женщин и детей. Они стояли и шутили, а их жертвы рядом рыли себе могилы. Во всем этом не было ничего торжественного – просто рутина, и она заслуживала не больше внимания, чем сигаретный дым.
Там были и другие фотографии.
Те же заключенные на коленях перед расстрельной командой. Нацист позади молодой женщины с пистолетом у ее затылка. Невозможно было разглядеть выражение ее лица.
И, наконец, яма и в ней гора трупов, напоминающих тряпичные куклы.
Персис почувствовала, как внутри нее сжался темный комок ужаса и отвращения. Как люди могут так поступать? Какая мораль может оправдать это бездумное зло? А они… почему они ничего не сделали? Почему жертвы не пытались сопротивляться? Неужели они не понимали, что с ними произойдет?
– Персис, ты в порядке?
Она перестала листать страницы. К горлу подступала тошнота.
– Я… Прости за вчера.
Секундное молчание.
– Простить за что?
Она сделала глубокий вдох:
– Арчи, я думаю, что ты замечательный человек… – Она замолчала.
– Но?
– Но… мы коллеги. И ты скоро вернешься в Англию. – Она судорожно подбирала слова. – Мы с тобой из разных миров. – Персис вдруг поняла, что это похоже на банальную сцену из низкопробного голливудского фильма, но отступать было поздно. – Ничего не выйдет.
– Мое мнение не берется в расчет?
Будь твердой, сказала себе Персис.
– Боюсь, что нет. Я уже все решила.
– Точнее, за тебя уже все решили, ты это хочешь сказать?
Обвинение было не лишено оснований. Бессознательно Персис снова начала листать страницы, с трудом стараясь облечь мысли в слова:
– Ты не понимаешь.
– Так, может быть, ты объяснишь?
И вдруг слова будто прорвали плотину:
– Ты вообще представляешь, каково это? Быть мной. Бороться изо дня в день. Вся моя жизнь – это публичное шоу, легкая добыча для любого газетчика в стране. И только потому, что я женщина. – Она продолжала листать бумаги Линдли, перейдя к материалам по Отто Скорцени, бывшему командиру Брунера. – Можешь себе представить, какой у них у всех будет праздник, если мы с тобой… – Она замерла.
Папка была раскрыта на первой странице послужного списка Скорцени. Там же была фотография. Персис будто пронзил разряд тока.
Невозможно.
– Персис?
– Прости, – выдохнула она. – Мне надо идти.
И, обрывая его протест, положила трубку.
Персис вытащила страницу из папки и внимательно в нее вгляделась. Она ощутила слабое покалывание в голове.
Вот она. Недостающая связь.