– Секретная служба, – ответил один из мужчин. – Вы арестованы.
Что натворил Коттон в этот раз?
– Почему?
– Убийство президента Соединенных Штатов.
Кассиопея редко удивлялась по-настоящему. Такое случалось, однако не часто. Но убийство президента?
Вот это новость.
– Опустите руки и заведите их за спину, – спокойно сказал агент. – И, пожалуй, запахните халат.
Она повиновалась и овладела собой.
– Можно одеться, пока вы не увели меня?
– Не в одиночестве.
Кассиопея пожала плечами.
– Меня это не смутит, если не смутит вас.
Глава 10
Малоун понял, что ни в какой полицейский участок они не направляются. На него надели наручники, потом быстро вывели из вокзала. Взяли у него бумажник и ключ от номера в «Сент-Реджисе», и он понял, что к Кассиопее явятся визитеры. Жаль ужина и спектакля. Большое было бы удовольствие. Он даже купил кое-что из одежды для такого случая.
Ему не дали времени на разговоры. Затолкали в ждущую машину, оставили на несколько минут в одиночестве, потом повезли куда-то. Сейчас они пересекали Ист-Ривер и въезжали в Куинз, оставляя Манхэттен позади. Полицейские машины впереди расчищали дорогу. Если бы он не слишком хорошо знал ситуацию, то решил бы, что они держат путь в аэропорт имени Кеннеди. Не везут ли его в какое-то место, находящееся полностью под их контролем?
Не доверяй никому.
Предостережение Стефани.
Возможно, она права.
Малоун сомневался, что в машине ему что-нибудь сообщат, но ему хотелось сказать одну вещь.
– Ребята, вы знаете мою фамилию, значит, знаете обо мне все. Я не пытался никого убивать.
Ни агенты на переднем сиденье, ни тот, что сидел рядом с ним на заднем, не ответили. Малоун предпринял другую тактику.
– Дэниелс не пострадал?
Опять никакого ответа.
Сидевший рядом с ним парень был молодой, напряженный. Очевидно, впервые оказался в таком положении.
– Мне нужно поговорить с кем-нибудь из «Магеллана», – сказал Малоун, перейдя с дружелюбного тона на раздраженный.
Агент, сидевший впереди на пассажирском сиденье, повернулся к нему.
– Тебе нужно сидеть и помалкивать.
– Пошел ты в задницу со своими указаниями.
Агент покачал головой.
– Слушай, Малоун, не лезь в бутылку. Ладно?
Этот заговор широко разветвлен.
Еще одно предостережение Стефани.
Оно теперь у них, записку у него отобрали при обыске.
Значит, они знают то, что знает он.
Фантастика.
Они двигались в молчании еще десять минут, потом въехали в аэропорт имени Кеннеди, через ворота, ведущие прямо к взлетающим и садящимся самолетам. Правда, один стоял в стороне, окруженный полицией. Сине-белый «Боинг-747», на хвосте нарисован американский флаг, на фюзеляже написаны золотыми буквами слова «СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ».
ВВС-1.
С переднего сиденья ему бросили синюю куртку.
– Надень, – последовала команда.
Малоун заметил на груди и на спине три золотых буквы.
ФБР.
Они подъехали к трапу, ведущему в самолет. С него сняли наручники, и он вылез из машины, надевая куртку. С дальней стороны трапа появился какой-то человек. Высокий, тощий, с редкими седыми волосами и спокойным лицом.
Эдвин Дэвис.
– За нами наблюдают, – сказал он. – От терминала. У каждой телесети камера с телеобъективом. Будь осторожен в словах. Они наняли читающих по губам специалистов.
– Я слышал, ты получил повышение.
Прошлый раз они встречались в Венеции. Дэвис был заместителем советника по национальной безопасности. Теперь он стал главой аппарата Белого дома.
Дэвис указал на трап и негромко произнес:
– Повезло мне. Пошли наверх.
– Что с Дэниелсом?
– Увидишь.
Хейл смотрел телевизор. «Эдвенчер» шел к родной пристани, теперь на моторной тяге, вверх по мутной реке Памлико. Он убавил звук, устав от ведущих, строивших предположения в надежде удержать внимание зрителей, и зернистых кадров с изображениями двух устройств, высовывающихся из окон «Гранд-Хайата». Программа круглосуточных новостей была интересна лишь первые тридцать минут.
Он покачал головой, думая о собратьях-капитанах.
Чертовы недоумки.
Хейл понимал, что они вправе поступать по своему усмотрению – в Содружестве правило большинство, – но его не допустили к голосованию, а это противоречило Статьям. К сожалению, отчаянные ситуации порождают отчаянные поступки, и он понимал их расстройство. Им грозила тюрьма и конфискация всего, что их семейства скопили за прошедшие три столетия. У них сохранялась единственная надежда на листок бумаги, который он сейчас держал, забранный в отдельную оболочку из пластика.