Он потянулся к ремню Джека, схватил его правой рукой, левой сжал воротник и, часто дыша, присел и наклонился вперед.
Если бы Данфи помедлил еще секунду, было бы уже слишком поздно — Качок поднял бы его вверх и затем со всего маху опустил на козлы. И его позвоночник неизбежно сломался бы, как карандаш.
Но Джек не стал ждать страшной развязки. Резко подняв голову, он нанес удар лбом по переносице Качка, разбив ему носовую перегородку, и внезапным толчком свалил противника с ног. У Бламона отвисла челюсть, когда Качок растянулся на полу, а Данфи с криком боли подскочил со стула, покачиваясь из стороны в сторону.
Он раскачивался так сильно, что ни один из его ударов не попал в цель, хотя корсиканец в ужасе отступил, скорее от неожиданности, чем из страха. С громким стуком оба рухнули на верстак. В течение какого-то мгновения Данфи одолевал Бламона, но это продолжалось недолго. Гвозди продолжали раздирать его плоть изнутри, корсиканец же был свеж и крепок. Данфи чувствовал, как убывают его силы. И тут Качок стал со стоном подниматься с пола.
«Я не справлюсь, — подумал Данфи. — У меня не хватит сил». Он схватил Бламона за горло, но корсиканец довольно успешно продолжал отбиваться от него, нанося удары в челюсть, в ухо и один раз по уже разбитой переносице. Внезапно подняв колено, Бламон врезал Джеку в пах. Вскрикнув, Данфи откатился в сторону, и Бламон ударил его еще раз, отчего Данфи отлетел к краю верстака. Ухватившись левой рукой за угол, Данфи сумел удержаться на ногах и заметил, что Бламон приближается к нему. Тогда он схватил первый попавшийся предмет, который оказался у него под рукой. Это был молоток. Данфи размахнулся и всадил его острым концом прямо в висок корсиканца.
С выражением некоторого удивления на физиономии Бламон остановился и выпрямился. Молоток так и висел, застряв у него в черепе. Подобно быку, который еще не понял, что его настигла смерть, и продолжает стоять посреди арены со шпагой в сердце, корсиканец покачнулся. Затем у него подкосились ноги, и он тяжело рухнул на пол. Судорога пробежала по телу, он еще несколько раз дернулся и затих.
И тут на Данфи с пола бросился Качок. Джеку удалось откатиться вдоль верстака. Он попытался нащупать какой-нибудь другой инструмент для защиты, но ничего не нашел. Качок ударил верстак плечом и двинул его на Данфи, а затем со страшным звериным ревом встал во весь рост и обошел верстак гораздо быстрее, чем мог это сделать Данфи в его нынешнем состоянии. Какое-то мгновение они не сводили глаз друг с друга: Качок оценивал разделявшее их число шагов — не больше трех, в голове Данфи мелькнула мысль о приближающемся конце.
Он повернулся к двери, но Качок налетел на него прежде, чем он успел привести свой план в действие. Озлобление француза было столь велико, что вместо того чтобы схватить Данфи за горло и свернуть ему шею, — а в том состоянии, в котором находился Джек, Качку это не составило бы никакого труда, — он начал просто пинать его. Удары были очень сильные, и Данфи как мячик отлетел вначале от стены, а потом и от верстака. Качок схватил его снова и стал швырять по комнате, словно резиновую куклу. Джек врезался в диван тыквенного цвета и перевалился через него. Когда он рухнул на деревянный пол, из легких вырвался тяжелый и хриплый вздох. Вслед за этим через диван перескочил Качок и навалился на Данфи.
«Со мной все кончено», — подумал Данфи, взмахнув руками. И тут тыльной стороной ладони он коснулся чего-то тяжелого и твердого и оттолкнул его в сторону. Что там такое? Пневматический молоток! Но где?
Толстые пальцы Качка надавили на горло Данфи, и ему показалось, что в медленно вращающейся вокруг него комнате вдруг начало темнеть. Глаза у Джека вылезали из орбит, у него возникло ощущение, что они вот-вот лопнут. И тут его рука во второй раз нащупала пневматический молоток, он поднял его, занес вверх, приложил дуло к перебитому носу Качка и…
Шшшшунк! Шшшшунк! Шшшшунк!
26
Ему хотелось остаться на полу до тех пор, пока он не почувствует себя лучше или не умрет. Данфи казалось, будто все у него внутри переломано, и единственное, что он способен сейчас делать, — это просто лежать. Но через какое-то время его взгляд упал на знамя с надписью «Contre la boue», лежащее на верстаке, и Данфи вспомнил, что находится на вражеской территории.
За линией фронта.
Сбросив с себя безжизненное тело Качка, Джек с огромным трудом поднялся на ноги и остановился, покачиваясь из стороны в сторону, посреди погружавшегося в полумрак помещения.
Должно быть, его пытка длилась несколько часов. Почти совсем стемнело, и тень Джека тянулась по полу и по половине стены. Воспользовавшись краем кушетки, чтобы не упасть, он прошел мимо трупа Бламона к телефону, стоявшему на столике в углу комнаты. Подняв трубку, он набрал номер «Сломанного побега».
— Бойлан, — прозвучал тихий, лишенный всяких интонаций голос, почти шепот человека, ожидавшего услышать плохие новости.
— Это я, — произнес Данфи.
Ему ответило молчание, длившееся несколько секунд, а затем:
— Где ты?
Вопрос застал Данфи врасплох. Он огляделся по сторонам.
— Где ты? — повторил Бойлан.
— Не знаю, — ответил Данфи. И снова обвел взглядом помещение. — В какой-то обивочной мастерской.
— Где?
— Не клади трубку. — Данфи открыл несколько ящиков стола и в одном из них обнаружил пачку счетов, на каждом из которых стояло одно и то же название и адрес. — Кажется, это место называется «Каса тапизада». Улица Сарагоса. В Канделярии.
— Тебе так кажется, или ты знаешь наверняка?
— Нет, я предполагаю.
— Ну, тогда спроси у кого-нибудь!
— Не могу.
— Почему?
— Потому что все мертвы. Да и сам я еле жив.
Чтобы доехать туда, у Бойлана, Дэвиса и Клементины ушло полчаса. Когда они наконец прибыли, Клементина чуть в обморок не упала, увидев эльзасца с его алым кушаком и молотком, застрявшим в виске. Да и Качок был не лучше.
А при взгляде на Данфи создавалось впечатление, что он сделал прыжок «ласточкой» в пересохший пруд.
— Боже мой! — воскликнул Томми, сделавшись белым как смерть при виде своего друга. — Что случилось?
— Я поскользнулся, — ответил Данфи.
Они отвезли его в деревушку в горах, где жил один пенсионер-гинеколог, которого хорошо знал Бойлан и который подрабатывал тем, что время от времени делал аборты. Он вколол Данфи хорошую дозу кодеина и один за другим вынул из его тела все гвозди.
Однако ни сломанному носу, ни ребрам он ничем помочь не сумел.
— Нос сам заживет, — сказал он, — а что касается ребер, серьезных повреждений, по-видимому, нет. В противном случае мы вряд ли смогли бы так спокойно беседовать здесь. В общем, пока вы остаетесь самим собой, ваш случай не смертелен. Таков мой прогноз, и я в нем абсолютно уверен.
Более серьезной опасностью была инфекция. Чтобы избежать ее, доктор прописал Джеку курс мощных антибиотиков и поручил его заботам Клементины, разместив в комнатах, располагавшихся на втором этаже виллы.
Услуги врача обошлись Данфи недешево. За них, а вдобавок к ним еще за свое гостеприимство и молчание добрый доктор запросил — и без возражений получил — пять тысяч фунтов. Клементина, конечно, предпочла бы отвезти Джека в больницу в Санта-Крус, но это было исключено. «Кровавая резня в Канцелярии» — с такими заголовками на первой полосе выходили все газеты на Канарах. Репортеры не уставали повторять историю о том, что некоему французскому гангстеру «изгвоздили мозги», а второму бандиту раскроили череп молотком. И для Данфи, истыканному гвоздями, прийти в больницу значило бы примерно то же, что явиться в полицию с повинной.
Поэтому у них с Клементиной не было другого выбора, как оставаться в доме старого врача в Маска, где они проводили большую часть времени, сидя на террасе за чтением и игрой в шахматы. Раны Джека заживали быстро и без проблем. Вскоре миновала и опасность инфекции. Только нос его стал значительно больше, чем раньше, напоминать клюв. Кроме того, наметился и прогресс в расследовании убийства Лео Шидлофа.