Если бы я мог, я изменил бы тот вечер, что перечеркнул всю мою чертову жизнь. Молодой самонадеянный пацан, не считавший, что на пути может встать какая-либо преграда, я с усмешкой смотрел на окружающее, думая, что завоюю этот мир. Мальчишка! Единственное за что я благодарен судьбе, так это за то, что кроме меня никому из моих родных и близких не пришлось пострадать, если не считать моральных травм, которые мне пришлось допустить только для того, чтобы защитить их жизни. Я попытался позаботиться о них, как сумел на тот момент. Это не было лучшим решением, но было единственным.
Мне было восемнадцать, когда я, уверенный, что жизнь только началась, ехал на своей барахлившей подержанной машине, на которую почти полностью накопил сам. Я гордился собой, мне казалось, что я держу под контролем всё происходившее, так же как крепко держал руль. Круг за кругом я наворачивал километры по ночному городу, почти пустынному и безлюдному, наслаждаясь контролем над своими целями, я был алчным, жадным до свершений, я хотел не просто завладеть миром, я хотел править, просто почувствовав какую-то мизерную победу в достижении желаемого. А потом всё изменилось. Тем же вечером.
Не представляю какой злой рок завел меня в ту подворотню тогда, пока я колесил на своей первой машине, но то, что я увидел не оставило мне шансов на дальнейшую жизнь, с которой я распрощался в тот же миг, когда был замечен людьми с оружием в руках. На земле на коленях стоял какой-то парень с чем-то окровавленным и не поддающимся опознанию вместо лица, а к его голове было приставлено дуло пистолета, выстрелившего секундой позже после того, как фары моей машины выцепили всю эту композицию из человеческих тел. Я, казалось, был напуган впервые в жизни, что просто не мог пошевелиться, наблюдая, как в замедленной съемке, за падением бездыханного изувеченного тела на асфальт. В тот момент я проклял всё на свете: своё оцепенение и страх, судьбу, что завела меня в эту подворотню и машину, что внезапно заглохла. Именно тогда я понял, что мне не жить. Пока я дрожащими руками пытался справиться с зажиганием, меня за шкирку вытащили из машины и бросили на землю к ногам человека, на чье лицо я боялся взглянуть, словно надеясь, что есть еще шанс унести свои ноги по добру по здорову. Но мои случайные недобрые знакомые были настроены крайне агрессивно, потому как спустя несколько мгновений я получил удар ногой в челюсть и завалился на бок, тяжело и рвано дыша. Последовавшие следом удары как-то смазались от первоначального шока, охватившего меня тогда, я даже не мог дать отпор, просто принимая новые болезненные нападки, словно смирившись со своей участью, казалось, предопределенной для меня.
В какой-то момент я отключился, потеряв счет времени и связь с окружающей меня действительностью. Наверное это не дало мне шанс не умереть там же на грязном асфальте рядом с безжизненным телом неизвестного мне человека от рук каких-то бандитов. Очнулся я уже лежа в своей собственной машине на заднем сидении, слушая раздававшиеся рядом голоса, боясь подать хоть какие-то признаки жизни.
- … в багажник и все дела.
- А потом я как его достану, чтобы правдоподобно было? Он сейчас закоченеет и у ментов появятся сомнения…
- Да посильнее долбануть, чтоб рвануло, и никто не соберет даже…
- Если умный такой, так и займись…
- Он приказал именно тебе. Хочешь пойти и сказать ему, что отказываешься? Тогда я сегодня троих в этой машине хоронить уже буду…
- Не горячись… Я всё сделаю…
От полученных ударов мое лицо так отекло, что я не мог даже разлепить глаза, чтобы оценить свои возможности. Но, казалось, моим преимуществом стало то, что мои неизвестные мучители решили, что я уже умер – меня никто не связал. Боль в руках была чудовищной, я понимал, что наверняка были переломы, поэтому вариантов у меня было не сильно много, следовало затаиться и дождаться подходящего момента, чтобы попытаться спастись. Тот, кому выпало сопроводить меня в последний путь, залез в машину и, матерясь на мою старую машину, стал заводить её. Мы ехали по совершенно пустынному ночному городу, я не слышал ни одной встречной машины, казалось, что все, словно почувствовав угрозу, попрятались подальше от греха. Я остался один на один с мыслью о том, что всё скоро может закончиться для меня, упрямо надеясь на какое-то чудо, откровенно запаздывавшее уже с появлением. В какой-то момент я всё же осознал всю серьезность и реальность ситуации, в которую угодил, и понял, что моя давшая трещину жизнь находилась в моих же переломанных руках. Превозмогая боль, я постарался, не издавая никаких звуков, приподняться на сидении так, чтобы меня не было видно в зеркало заднего вида, а потом, сжимая и без того окровавленные губы, чтобы сдержать вырывавшиеся стоны от боли, собрал все свои оставшиеся силы и, перегнувшись вперед к водительском месту, напугав этим своего похитителя, рванул в сторону руль, уводя машину резким движением с дороги в сторону деревьев на обочине. Я не надеялся на свое спасение уже, я лишь надеялся на то, что не выживет этот урод. Машина, взвизгнув тормозами, по которым он ударил в последний момент, всё же потеряла управление и, почти не изменив траектории, мордой влетела в массивный ствол, заставив меня от силы удара вылететь через лобовое стекло, грохнуться о смятый капот и скатиться без сил на землю. Я не мог пошевелиться, боль разрывала мое тело на мелкие осколки, но отчетливая тишина в машине давала мне надежду, что я победил. Пусть и умирал сам, но победил, поддаваясь тьме окутывавшей сознание.
========== 41 ==========
- Эй, парень… - Сознание впивалось в меня осколками боли, грозясь отбросить обратно в темноту. – Черт! Ты жив, парень? – Я чувствовал, как меня пытаются аккуратно расшевелить. Мужской голос был мне неизвестен. – Да как ты вообще там оказался-то? Свалился на мою голову. - Я никак не мог сам пошевелиться, но, когда меня попытались поднять, с моих губ сорвался хриплый стон. – Тебе бы не мешало похудеть, парень. Но для начала хотя бы не умирай. Всё образуется.
Когда я очнулся в следующий раз, вокруг было незнакомое помещение, пропахшее больницей настолько, что казалось, что я сам уже полностью пропитался этим запахом, только на какое-либо медицинское учреждение эта комната походила мало: никакой мебели кроме кровати, на которой я и лежал, и тумбочки, заставленной лекарствами, серые однотонные обои были мрачными и потертыми, на окне не было никаких занавесок, но взгляд наружу не зацепил никакого пейзажа, что позволило понять, что мы на довольно высоком этаже. Я не знал зачем мне эта информация, убегать я не собирался, по крайней мере пока не понял бы, где я и кто меня в это место привез. Да и не далеко бы я убежал, учитывая то, что, казалось, на восемьдесят процентов был закован в гипс.
Больше никого в комнате не было, поэтому я хотел было позвать кого-нибудь на помощь или хотя бы попросить воды, но язык меня не слушался, словно разбухнув вдвое больше обычного размера и лениво и почти неподвижно развалившись во рту. Из горла вырвался лишь безжизненным хрип, напугавший меня самого, эта жуткая боль была настолько сильной, что чуть не прикончила меня окончательно – что-то мешало мне раскрыть рот, фиксируя челюсть. Мне стало интересно, я хотя бы жив или же так и выглядит ад?
В одиночестве я провалялся не очень долго, не больше часа, после ко мне в комнату зашел мужчина лет сорока, потирая заспанные глаза. Так странно, я никогда не думал, что моя смерть будет выглядеть настолько нелепой, в спортивных штанах и растянутой футболке, с щетиной в несколько дней, уставшая, помятая смерть. Но именно такая и пришла ко мне, сказав, что Громов Кирилл умер, оставив неизвестного переломанного мальчишку разбираться со своей новой, свалившейся на него безымянной жизнью.