И действительно, в заключительной главе повествования император в ответ на ходатайство Трипитаки приказывает «вылепить фигуру Шэньша шэня и установить ее перед семью Буддами, чтоб охранял храм»[160].
По данным Г. Дадбриджа, культ Шэньша шэня появился в Китае не ранее VIII в.[161] и был уже достаточно распространен в IX в. и позднее. Возможно, что именно популярность культа привела к тому, что дух, явившийся (как об этом сообщает Жизнеописание) Сюань-цззану в песках, был отождествлен с «модным» Шэньша шэнем[162]. А автор шихуа, восприняв, с одной стороны, эту распространенную версию, с другой - самостоятельно разработал и интерпретировал ее, привязав к теме путешествия Трипитаки; сначала дал возможность людоеду (правда, после угрозы расправы) проявить себя помощником Трипитаки и только после этого позволил Шэньша шэню получить прощение и занять подобающее ему теперь в храме место защитника, охранителя[163].
В главе девятой рассказывается о том, как после долгого пути по безлюдным, пустынным местам путешественники приходят в некую страну, где с ними никто не разговаривает и вокруг полно одних трехлетних детей. Однако, когда изумленные и напуганные монахи попадают во дворец правителя неизвестной страны, их там сердечно принимают, угощают и щедро одаривают на дорогу (рисом, золотом, жемчугом, шелками). И только после этого Трипитака узнает, что находится в стране Гуйцзы-му.
Это, пожалуй, один из немногих примеров в шихуа, когда автор прибегает к эффекту неожиданного, причем применяет этот прием, несомненно, сознательно, о чем говорит композиция эпизода. Обезьяна ни о чем не предупреждает Трипитаку, не дает никаких разъяснений, жители страны молчат и на вопросы не отвечают, монахи мечутся по городу среди маленьких детей пока не попадают к правителю. Там все говорит о благочестии, путников принимают так, что семеро монахов могут только снова и снова благодарить правителя и выражать ему свою признательность. Сцена не лишена комизма, ибо далее автор на фоне этого благодарственного хора монахов заставляет самого правителя страны задать Трипитаке вопрос, знает ли тот, где находится. «Слыхал ли ты когда-нибудь об этой стране? - Не слыхал, - ответил наставник - Отсюда недалеко до Западного неба, - сказал правитель. Тогда наставник спросил: Почему же детей столько, что и не сосчитать, а родителей с ними нет? - Правитель страны громко рассмеялся: Разве, отправляясь на Запад, почтенный монах не слыхал, как люди говорят, что на свете есть страна Матери бесов? - Услыхав такое, наставник словно оторопел. Как так, значит мы, семеро, беседуем с бесом? - Благополучного вам пути, - произнес правитель, - когда будете возвращаться, мы встретим вас угощеньем» (с. 19) Пристыженные путешественники обещают вернуться, чтобы «воздать за милость сполна».
Гуйцзы-му - персонаж, упоминаемый в Записках Сюань-цззана. В Индии, в княжестве Гандхара (область Пешавара и Равалпинди в соврем. Пакистане) он увидел ступу, установленную на месте, где, как гласит предание, Будда обратил Харити (китайск. Гуйцзы-му), чтобы она не причиняла больше зла людям. Поэтому в этой стране существовал обычай приносить ей жертвоприношения, чтобы иметь детей[164]. Согласно легенде, якшиня Харити имела очень много детей. Поскольку питалась она человеческими детьми, Будда, чтобы положить конец страданиям людей, решил обратить ее. Для этого он спрятал младшего, любимого сына Харити под патру. Любящая мать всюду искала его - и на земле, и на небесах - но найти не смогла. Тогда в горе она обратилась к Будде, и тот обещал ей вернуть сына при условии, что она никогда не будет больше есть человеческих детей. Харити дала обещание, за что она не только получила обратно своего сына, но и стала получать ежедневное пропитание для поддержания жизни (так называемая шэн фань - «пища жизни», или чу фань - «вынесенная пища»)[165]. Именно с этой легендой связывают обряд выноса пищи за ворота монастырей, отсюда и позднейшая функция Харити как богини, дарующей женщинам детей, а также покровительницы детей - ее собственное материнское страдание пробудило в ней сострадание к матерям-жертвам, и она стала восполнять то, что долго забирала[166].
160
Речь идет о монастыре Хуаньэньсы («Воздаяние за милость»), название которого здесь, несомненно, значимо.
161
Он отмечает (
162
Однако Ота Тацуо (Исследование, с. 144-145) не склонен считать духа, явившегося монаху в пустыне с алебардой в руке, Шэньша шэнем. Не касаясь вопроса иконографии, хотелось бы обратить внимание на то, что Шэньша шэнь считался одним из высших полководцев якшасов (это отражено в одном из его имен, приведенных выше), поэтому алебарда -вероятный его атрибут. О черепах в
163
Вполне вероятно, что поскольку Шэньша шэнь рассматривался как воплощение Вайшраваны, автор
165
Следует отметить, что в мифологии китайцев тоже зафиксирован образ Гуй му. Согласно легенде, эта бесовка утром рожала, а вечером съедала своих детей. См.