Следующая, одиннадцатая глава приводит путешественников к пруду Си-ванму. Точно названная обезьяной-странником цифра оставшегося до пруда расстояния вызывает вопрос Трипитаки, бывал ли здесь когда-нибудь странник. И тот рассказывает, что когда ему было восемьсот лет, он, попав сюда, украл и съел десять персиков, за что был по повелению Си-ванму жесточайше избит и заключен на горе Цветов и Плодов в пещеру Пурпурных облаков, после чего двадцать семь тысяч лет сюда не приходил. Трипитака несколько раз предлагает страннику снова украсть и съесть персики, но тот каждый раз решительно отказывается, пока, наконец, три персика не падают в воду. Тогда Трипитака немедленно предлагает обезьяне вытащить их. Обезьяна по очереди извлекает из пруда упавшие «персики» (которые появляются из воды в облике детей разного возраста) и, выбрав самый спелый, предлагает Трипитаке его съесть. Трипитака уходит, а обезьяна, превратив ребенка в жужуб, проглатывает его. Завершается глава так: «Впоследствии, возвратившись в Восточную землю к танскому двору, он выплюнул его в Сичуани (западная часть современной провинции Сычуань). Это и есть жэньшэнь, который поныне произрастает на этой земле». Таким образом весь этот большой, подробный и во многом любопытный рассказ на хорошо известный и популярный в литературе сюжет кражи персиков из садов Си-ванму[180] оказывается в шихуа очередной легендой, на этот раз излагающей историю происхождения «жэньшэня»[181], произрастание которого в Китае автор снова (ср. гл. 9, гл. 10) связал с именем и путешествием Трипитаки.
Ряд исследователей обращали внимание на неоднократные приказания Трипитаки обезьяне украсть персики. Ху Ши первым отметил это, назвав поведение монаха «не слишком порядочным»[182]. Лу Синь попытался объяснить такое поведение происхождением автора шихуа - горожанина, человека простого, не слишком щепетильного и снисходительного к человеческим слабостям (в отличие от автора романа - ученого, который не мог себе позволить изобразить героя иначе, чем человеком строгих правил)[183]. Ота Тацуо стал трактовать Трипитаку как монаха-обжору[184]. Представляется, что текст данной главы, как и всего сочинения, не дает достаточно оснований для такого понимания поведения Трипитаки. Автор шихуа очень точно и логично строит повествование, каждый штрих играет в нем определенную роль[185], и каждый поступок персонажа или сообщенный факт имеют несомненно свой внутренний смысл и подчас не только в пределах какой-то одной главы, ряд деталей «играют» в масштабе всего повествования - будто мимоходом сообщенные, например, в самом начале повествования. Поэтому, истолковывая что-то, необходимо иметь в виду контекст всего сочинения.
Повествование в одиннадцатой главе посвящено собственно обезьяне - она ее главный герой. И если две предыдущие главы быти, по нашему мнению, искусом и испытанием Трипитаки, то эта глава - искус и испытание обезьяны, а монах здесь выполняет роль искусителя. Ведь в результате он, так настоятельно посылавший обезьяну украсть хоть один персик, отказывается есть персик и уходит. А обезьяна, памятуя о заточении и наказании железной палицей за свой прошлый поступок («мои бока до сих пор (двадцать семь тысяч лет!) болят»), ни за что не соглашается идти снова красть персики. Недаром они падают с дерева сами (воздаяние за твердость?) и обезьяна только тогда достает их по настоянию Трипитаки с помощью дара Небесного владыки (посоха с золотыми кольцами). Отказ Трипитаки есть персик, выловленный из озера уже в облике ребенка, приводит к тому, что обезьяна все-таки не удерживается и съедает его, превратив предварительно в жужуб[186]. Этот проступок не получает строгого осуждения на небесах, за него не следует наказания, он, возможно, даже входил в «программу» испытания, так как в будущем оборачивается благом Восточной земле. Но он явно замечен, о чем недвусмысленно говорят стихи, завершающие главу способ введения их в повествование, персонаж, произносящий их в воздухе над путешественниками, несомненно небожитель, содержание - все подтверждает такую трактовку событий.
180
Подробнее об истории сюжета и его развитии в китайской литературе см.
181
Под жэньшэнем здесь подразумевается не известное ныне растение (panax ginseng), произрастающее главным образом в северных районах Китая, а некое легендарное дерево. По видимому, на создание эпизода оказали влияние китайские легенды о деревьях, на которых рождаются дети, а также сведения о произрастании у западных варваров так называемых
184
Полагая при этом, что Сюань-цзан был спутан с другим известным монахом-переводчиком Субхакарасимхой (китайское имя-Шань Увэй имевшим тот же почетный титул Трипитаки), который, по преданию был большим чревоугодником и любителем вина, из за чего народные исполнители «обыграли» его имя увэй («бесстрашный») с помощью омофона
186
Элементы весьма убедительно изложенного в этом эпизоде процесса трансформации персиков нашли свое отражение в совершенно разных эпизодах романа У Чэнъэня (гл. 5-похищение персиков царем обезьян Сунь Укуном из садов Си-ванму и гл. 24-подношение монаху плода «жэньшэня», «плода дерева жизни», так похожего на новорожденного младенца что монах в ужасе отказывается есть его, не поверив, что это не живой ребенок, и похищение плодов Сунь Укуном), объединенных именем царя обезьян, в обоих случаях совершающего кражу.