— Скажите, а ваша дочь на самом деле бисексуальна?
Мы сидели вшестером перед рестораном «Пленум» в Верхнем парке и потягивали шампанское: мое сокровище и я, его родители и мои родители.
Вечернее небо дивно переливалось всеми оттенками красного, а певчие птицы в радиусе трех километров от Старой оперы заливались в полные грудки при виде такой красоты. Слышался смех детей, которые перед сном гуляли с родителями в парке, чтобы сладко слипались глазки. Но все это не могло меня обмануть. Я знала: это вечер в аду.
— Как вам могла прийти в голову такая абсурдная мысль, моя дорогая? — ядовито осведомилась моя мать в сторону моей свекрови «ин спэ», которая задала этот провокационный вопрос.
— У меня есть на то основания, — зловеще возвестила Шанталь.
Моя мать, которая по случаю посещения оперы и знакомства с будущими сватьями облачилась в вечернее платье из «ламе»[39] с золотой нитью и выглядела в нем как опереточная адмиральша, получившая увольнение на берег, поджала ненакрашенные губы.
— Возможно, вам, уроженке консервативной Швейцарии, жизнь моей дочери и видится несколько более свободной, чем вы привыкли, но, поверьте, моя малышка никогда не погрешила против приличия и морали.
Именно этот упрек мать и бросала мне постоянно, а высоконравную жизнь моей до смерти скучной сестры Инки расписывала в ореоле сияющей славы. Но перед лицом Шанталь она защищала меня, как львица своих детенышей.
— Вы, по всей видимости, не космополитка, иначе вам было бы известно, что мы в Швейцарии чрезвычайно прогрессивны, и в общественных воззрениях тоже.
На Шанталь Штурценэггер был длинный до полу ансамбль от Версачи с жемчужной вышивкой.
Не хочу показаться непочтительной, но моя мать и Шанталь, сидевшие друг возле друга, напоминали Дик и Дуф.
Оба отца между тем — неприятно задетые петушиным боем своих супруг — упорно смотрели в свои бокалы.
Мы с Урсом держались за руки.
— Позвольте вам заметить, — рычала моя мать своим командным голосом, — как бы далеко человек ни заехал, он остается самим собой, куда бы человек ни шел, он с собой не расстается. Не сказал ли это уже Ральф Вальдо Эмерсон?
Она толкнула моего отца локтем в бок, требуя поддержки. В результате чего он залил шампанским брюки от смокинговой пары Амадео Штурценэггера.
— Ах, боже мой! — воскликнул папа.
— Водой это быстро смоется! — воскликнул Амадео.
Оба пожилых господина синхронно вскочили и со счастливыми лицами поспешили в недра ресторана в мужской туалет.
Повезло!
А мне где взять машину времени с компенсатором, если потребуется бежать?
— Папочка, подожди, я помогу! — воскликнул Урс и полетел за ними.
Жалкий предатель! Оставить меня одну с этими бойцовскими петухами, пардон, курочками!
— Могу я за вами поухаживать? — попыталась я отвлечь дам, взявшись за бутылку.
Обе смерили меня мрачными взглядами. Шанталь — потому что не хотела терять свое золотце с кем-то вроде меня, а моя мать — потому что была в обиде, что мы с Урсом помолвились за ее спиной и без ее благословения, да еще в присутствии Штурценэггеров [40].
— Спасибо, дорогая, у меня еще есть. А слишком много алкоголя — не признак хорошего тона, — высказалась моя мать и самодовольно повернула голову в сторону Шанталь, которая уже наполовину опустошила второй бокал.
Шанталь залилась краской:
— Хотела бы я знать, что в вашей семье подразумевается под хорошими манерами.
Теперь зарделась моя мать:
— Наше генеалогическое дерево уходит корнями в 1789 год!
— Ха! — с триумфом парировала Шанталь. — В вашем случае я бы говорила не о «генеалогическом дереве», а в лучшем случае, о родовом сучке. Мои корни уходят к реформатору Цвингли [41]!
Посетители за соседними столиками притихли. Если я не слишком обманываюсь, даже утки перестали крякать и развернулись в сторону дерущихся в исступлении матерей. Все любители вечерних развлечений получали трансляцию непосредственно с места событий, бесплатно и в цвете.
— Мама… Шанталь… — сделала я новую попытку, но момент миротворческой миссии был безнадежно упущен, теперь, наверное, могли бы помочь только ведра ледяной воды или три удара молотком.
— Ну, может быть, кому-то и нужны герб и пыльные анналы предков, если в настоящем они ничего из себя не представляют, — бесцеремонно заявила моя мать.
Отчаянная атака. Ведь Амадео Штурценэггер руководил в прошлом крупным швейцарским банком, в то время как мой любимый папа получал свой скромный заработок в должности скромного коммерческого представителя строительного кооператива «Швэбиш Холл».
Шанталь тем временем уже дошла до стадии вареного рака.
Я не стала дожидаться ответной реплики, а рванула в мужской туалет и с силой распахнула дверь. Какой-то посторонний мужчина у писсуара в ужасе поднял на меня глаза.
— Папа, где ты?
— Ангелочек!
Мой отец со шкаликом в руках вышел из кабинки. За ним я увидела в кабинке Урса и его отца, которые радостно помахали мне рукой. Что-то слишком радостно. Я взяла шкалик из его рук, и мне все стало ясно: сорок градусов и почти пустой.
— Не соблаговолят ли господа позаботиться об их супругах? — прошипела я. — Там, наверху, сейчас между блондинками разразится грязный матч по кетчу.
— Матч по кет чу между блондинками? — посторонний мужчина судорожно задернул молнию и сбежал из туалета, даже не вымыв руки.
— Урс, сделай что-нибудь. А то у меня разболится голова, — пригрозила я.
Урс сглотнул. Мои приступы мигрени были ему хорошо известны — они могли для него означать недели воздержания.
Он пихнул своего отца:
— Папочка, а ну, давай поактивнее!
БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ:
Ваш маленький любимец должен слушаться вас, а не наоборот.
А как он будет выполнять это «эн детай» [42], предоставьте решать ему самому.
— Да и правда, нам надо взглянуть на наших женушек, а? — высказал свое мнение Амадео, но прозвучало это не слишком убедительно.
— Непременно, непременно, — согласился отец.
— Наверх! Быстро! — подстегнула я обоих. — Я не хочу стать наполовину сиротой!
Вообще-то в виду разных весовых категорий я больше опасалась, что моей матери скорее удастся раскатать Шанталь — поступок, который, чего доброго, вредно скажется на наших отношениях.
— Урс! — прикрикнула я на своего жениха.
— Сначала надо помыть руки, — возразил он. Я и вправду его слишком хорошо воспитала.
Только годы спустя — по крайней мере мне так показалось — мы дружно выступили на террасу ресторана. Я ожидала увидеть две команды болельщиков, которые толпятся вокруг сцепившихся в смертельной схватке синьорин, но узрела только цивильно болтающих за столиками посетителей и внимающих кряканью уток в пруде.
Шанталь и моя мать сидели в полном согласии на своих местах и выжимали последние капли из бутылки шампанского.
— И тогда она говорит мне: малышка, говорит мне, малышка, два прекраснейших слова в нашем языке и не «люблю тебя», а «она доброкачественная»!
— О, вы так правы, дорогая Шанталь, — кивала моя мать.
Как выяснилось позже, они обсуждали вовсе не бойцовских собак, а опухоли. Обе несколько месяцев назад пережили операции по удалению этих неприятных новообразований в нижней части живота. К счастью, эту общность они обнаружили еще до того, как на алтарь раздора полетели их крашеные космы, искусственные жемчужины и протезированные зубы.
Матери, что возьмешь!
Мои родители стихийно решили — это, значит, решила мать, а отец согласился — остаться еще на ночь в Штутгарте. На следующее утро мы все завтракали в «Гранд Кафе Плант». Много смеялись, большей частью над забавными историями из нашего с Урсом детства, причем так громко, что над нами могли смеяться все, от посетителей до объединенного персонала. Урс воспринял это с хладнокровием.
40
«Юмбо «-бутылку «Асбах Уральт», до горлышка заполненную пфеннигами на мои свадебные туфли, она привезла с собой в Штутгарт и с поджатыми губами вручила мне: «Вот, купи себе подходящую обувь, дорога к алтарю длинна». Я возразила ей, что вовсе не собираюсь замуж… пока… и что пфенниги уже давно не обменивают на центы. — Прим. автора.
Jumbo — Джамбо, гигантский слон весом в 6,5 тонны, купленный в Лондонском зоопарке цирковым владельцем Ф.Т. Барнумом — Barnum, Phineas Taylor для «Величайшего шоу на земле» «The Greatest Show on Earth». (1881). Это имя слон получил от поймавших его в Африке охотников. На языке суахили оно означает «вождь» («юмбо»). Барнум в рекламе своего представления писал: «…Джамбо, универсальный синоним всего исполинского… Jumbo, the universal synonym for stupendous things» и тем самым фактически ввел это слово в значении «гигантский, огромный» в английский язык. — Прим. перев.
41
Цвингли Ульрих (Хульдрейх) (zwingll) (1484–1531), деятель Реформации в Швейцарии. В 20-х гг. xvi в. провел реформу церкви и политического строя (в республиканском духе) в Цюрихе; церковь подчинил городским властям, запретил военное наемничество. Погиб в войне между католическими и протестантскими фанатиками. — Прим. перев.