— Да, да, да!
Вакханальное воодушевление Алекс.
Это происходило перед нашей обычной йогой по пятницам. Мы сидели, оставшись последними, в дамской раздевалке «Дворца йоги Алмаз Аотоса». Где-то там Свэми Детлеф звонил к началу занятий тибетским храмовым колокольчиком.
— Вот они! Те, с которыми я встречалась! Эти семь субчиков были у меня дома.
Боже, как я обожаю, когда снова и снова оказываюсь права! Из десяти писем, которые я оставила, семь были от серийных охотников: Фродо, Ларе, Лауренцио, Отто, Рональд, Зиги и Торбен.
Три прочих письма оказались безрезультатны. Одно было от женщины, которая жаждала «захватывающих вечеров с вязанием и обменом рецептами от главы семейства» — по всей вероятности она просто перепутала номера шифров. Два других исходили от клубов «Тем, кому за…», которые «собирают самых веселых холостяков со всего Штутгарта» и в которые я могу вступить за взнос в 50 евро и в кругу единомышленников вскоре найду партнера моей мечты [54].
— А тот пенсионер в обойму не входил?
— За кого ты меня держишь? — возмутилась Алекс.
— За женщину, предпочитающую нестандартную сексуальную практику. Возможно, в такой связи тоже можно получить что-то необычное.
— Ты совершенная дура! — Алекс сунула мне письма обратно. — Но, может, это восьмой? — продолжила она.
— Что? Какой еще восьмой?
— Ну, тот субъект, которого нет среди этих писем. Его звали Аззо. Он из Южного Тироля. Мы встретились у «фуд-стейшн» его брата, до того как пошли ко мне.
— Привет! А чего же ты вешала мне лапшу на уши, что, кроме номера мобильников, ничего о парнях не знаешь?
Вопрос о том, как тиролец с юга смог завести в Штутгарте закусочную, я оставила при себе.
— Ах, нет. Если подумать… тот Аззо не мог быть шантажистом. Точно не он. Такой симпатичный парень. Бородач. Может, чуток скучный. И скромный. Совсем не мой тип. Но милый. И он не стал бы меня представлять своему брату, если бы собирался шантажировать.
Я разозлилась. И выпустила пар на Алекс:
— А может, это был вовсе и не брат, а его сообщник!
— Думаешь?
Нет, эта глупая баба клевала буквально на все. Как с такими мозгами было возможно устроиться в фирму с филиалом в Токио да еще с шестизначным годовым окладом?
— Да нет, не думаю. Определенно этот Аззо вполне безобиден. Гении преступного мира не бывают родом из Южного Тироля, это подтверждено статистикой. Так что это кто-то из моих семерых. — Я разложила письма на своих пышных ляжках.
— Ты все еще хочешь мне помочь или уже нет? — жалобно, как-то по-детски спросила Алекс.
— Ну конечно! — с энтузиазмом воскликнула я и подняла согнутую в локте и со сжатым кулаком правую руку. — Сигнал к охоте дан. Ату-ату-ату!
— Тишина в раздевалке! — выдал Свэми.
8
РОНАЛЬД
«Дорогая соискательница, Ваше объявление под шифром номер … возбудило мой интерес.
Меня зовут Рональд, мне 33 года, проживаю в Штутгарте, у меня карие глаза и каштановые волосы.
Обладаю душевной и духовной деликатностью, чувствителен, толерантен и эстетически одарен.
По профессии строитель мостов.
Для меня было бы большим удовольствием услышать Ваш голос по телефону».
Ранним утром в субботу, проглотив мюсли, я принялась за дело. Поразмыслив, как лучше начать — по алфавиту или какой другой системе, — я в конце концов просто сунула руку в пакет и достала первое попавшееся письмо.
Рональд. Своей фотки он не приложил, зато в изобилии были представлены снимки мостов, которые, надо полагать, он строил. От Верхней Баварии до Южной Швеции, как я выяснила по наклейкам на обороте.
Стиль показался мне несколько выспренним для тридцатитрехлетнего мужчины, но речь здесь шла не о моих предпочтениях, а о торжестве справедливости и правого дела.
Так что я ему позвонила и спонтанно договорилась о встрече на сегодняшний обеденный перерыв.
Кафе «Кёнигсбау» на Шлоссплатц — вполне респектабельное заведение.
Надо вскарабкаться по крутой лестнице на второй этаж, пробиться через толпу бабушек к застекленному фасаду, а потом — если повезет — наслаждаться прекрасным видом на площадь и фланирующих там горожан.
Кухня здесь изысканна, обстановка солидна, наслаждение в известной степени запрограммировано. И никаких знакомых! Местные не посещают это кафе — так что я могла быть уверена, что меня никто не опознает и не донесет Урсу.
Я влетела в кафе около двух. Здесь было битком набито, наблюдались даже несколько мужчин. Большинство в сопровождении дам, лишь трое, тут и там разбросанные по залу, сидели в одиночестве за столиками на двоих.
Я прошествовала мимо всех троих с красной розой в руке — нашим не слишком оригинальным опознавательным знаком.
Двое из господ показались мне куда старше тридцати трех, а третий, невзрачный, без розы, в вязаной безрукавке по моде семидесятых прошлого века, скользнул по мне отсутствующим взглядом и уставился в свою чашку с кофе. За его столиком сидела одна из бесчисленных бабуль, которые облюбовали это заведение еще со дня его основания.
Рядом с ними оставался незанятый столик. За него я и упала. Стул выдержал. Слава в Вышних за маленькие радости.
Я заказала горячий шоколад и предалась размышлениям.
Мои друзья знают, что я с удовольствием изображаю крутую. Моей самоуверенностью можно было бы без труда заполнить всю стеклотару кока-колы Германии на целый год вперед, но это вовсе не значит, что во мне не проявляются типичные женские страхи. И прежде всего, перед первой встречей с потенциальным партнером. Не то чтобы я собиралась изменить Урсу — просто здесь дело принципа. Глубоко во мне ютилось абсурдное желание, чтобы все мужчины от восемнадцати до восьмидесяти восьми чахли по мне. Хотя не все — а только те, кто по внешнему виду отвечал стандарту Джорджа Клуни…
Правда, не стану оспаривать, что я не принадлежу к стандартному идеалу красоты Федеративной Республики Германии. Шевелюра у меня чересчур буйная и по всем признакам собственноручной окраски, мои пристрастия в моде скорее напоминают вкус клоуна- дальтоника, размер одежды 52/54 (56/60 по российским меркам), а вес в два центнера мало кто может и хочет выдержать.
И все-таки я считала себя обворожительной, на старинный лад, как Венера Виллендорфа, чувственная роскошная женщина, полная пыла и тонкого ума.
Но сможет ли оценить это «строитель мостов тридцати трех лет, толерантный и эстетически одаренный»?
А действительно ли для меня важно, чтобы этот тип увидел меня такой?
Я заказала еще один горячий шоколад. Дымящаяся бурда подоспела как раз в тот момент, когда невзрачный, лишенный розы обладатель вязаного жилета подошел к моему столику.
— Привет, я Рональд. — Он протянул мне до того висевшую вяленой рыбой руку. Отдаленно этот субъект напоминал молодого Фернанделя.
— А где твоя роза? — прошипела я. Карие глаза недоверчиво глянули на меня:
— Я подумал, будет достаточно, если ты придешь с розой.
— А чего же ты тогда дал мне продефилировать мимо твоего стола и, не обмолвившись ни словом, заставил торчать здесь? — негодовала я дальше.
Он все еще держал протянутой свою рыбу, то есть руку, и выглядел так, как будто вот-вот ударится в рыдания.
— Ты выглядишь немного иначе, чем я ожидал. Чуть-чуть похуже.
— Ты и сам не Адонис!
Из его левой ноздри надулся пузырь сопли. Левое веко задергалось.
— Да ладно, садись! — Я схватила его за руку и дернула на стул рядом с собой. — Так, значит, ты Рональд, — сказала я, чтобы как-то разрядить атмосферу.
Рональд судорожно ломал пальцы. Лицо его все было в пигментных пятнах, прическа лет двадцать как вышла из моды, и, неприятно, но должна сказать: он вонял.
— И ты, значит, строитель мостов? Это очень интересно, — взяла я разгон.
Рональд кивнул.
— Эстетически одаренный?
Рональд снова кивнул.
Я порционно отпускала яд:
54
Моя подруга Марианна как-то клюнула попробовать и потратила свои денежки на скудных пять вечеров, представленных как «культурные и лукулловы». На эти вечера явились исключительно женщины со страхом «закрытия городских ворот» (см. выше) в острой форме. — Прим. автора.