Конни из женской солидарности пришла мне на помощь:
— У женщин мочевой пузырь много слабее. Я думаю, она говорит правду.
«Слабый мочевой пузырь? Ну, спасибо, сестренка!»
— Вам мы еще дадим слово, госпожа Симоне, — комиссар ласково улыбнулся ей и снова повернулся ко мне. — И вы тут же подумали, что предполагаемый труп именно та женщина, с которой вы назначали встречу по поводу ваших объявлений?
— Само собой. А кто еще мог лежать в моей ванне?
— В нашей ванне, — поправил Урс.
— В нашей ванне, — поправилась я.
— Может, вы уже перестанете называть меня «предполагаемым трупом»? — проворчала Конни.
— Разумеется, госпожа Симоне, — комиссар проехался по краю ванны и взял Конни за руку. Странно, но Конни руку не выдернула. Может быть, между ними зарождалась любовь?
— Госпожа Симоне, вы в состоянии описать процесс совершения преступления?
— Да тут и описывать нечего. Мы договорились о встрече на вчерашний вечер. — Она качнула головой в мою сторону. — Но в последний момент мне помешали: неожиданно пришла моя сестра-близнец. — Она облизала сухие растрескавшийся губы.
— Принести чего-нибудь выпить? — предложила я.
— Употреблять в туалете? — возмутилась она так, будто я предложила узаконить детскую проституцию в Германии.
Комиссар покачал головой, его помощник с сочувствием поглядел на меня.
«Ну, нет так нет, милочка!»
— Но я понимаю, что это было неприлично. — Конни вывернула глаза в мою сторону. — Поэтому я сегодня пришла, чтобы извиниться и…
— А как вы узнали, где я живу? — перебила я ее со сладостной неприязнью. Перчатка брошена!
— Но вы же представились мне по телефону. Я нашла адрес в телефонной книге. — Конни бросила мне перчатку обратно. Прямо в морду.
— С тех пор я переехала! — победно воскликнула я.
— Ваш квартирант, Жак Мерсье, настоящий француз, дал мне ваш новый адрес.
Укол, туше — победа! Конни Симоне.
Впредь буду держать рот на замке.
— Вы пришли пешком? — продолжал комиссар.
— Нет, приехала на сорок третьем автобусе.
— За вами кто-нибудь следил?
— Нет. По крайней мере я никого не заметила. А потом помню только, что шла через сад, нажала на звонок и… и в глазах все потемнело. — Конни жадно сглотнула.
— Вас ударили тупым предметом по голове, — засвидетельствовал комиссар. — Но вам еще повезло, удар был не слишком сильным.
— Вам хорошо говорить, — жалобно сказала Конни. — А когда я очнулась, она как раз… — Конни снова мотнула головой в мою сторону, — вошла в ванную. Откуда мне было знать, что не она сбила меня с ног, так что я притворилась, будто без сознания…
Комиссар злорадно улыбнулся мне.
— Так что вы не можете описать злоумышленника, госпожа Симоне?
Конни покачала головой, схватилась за бинты и проорала:
— О-о-й!
Комиссар поднялся:
— А теперь вам действительно необходимо на рентген. Все остальное проясним позже.
— Но имя! — не выдержала я. — Имя шантажиста!
Конни встала с унитаза, с достоинством вынула письмо из сумочки:
— Хеннес Гуккельсбергер! [124]
Меня перекосило:
— Кто-кто?
— Хеннес Гуккельсбергер.
— Но этого не может быть! Такого лица нет в моем списке!
Трое мужчин понимающе потупили взоры. Я завращала глазами:
— И этот Хеннес Гуккельсбергер вас шантажировал? Садомазохистскими фотками в голом виде? — завершила я дознание.
— Что? Как? — Конни побледнела еще больше и схватилась за сердце. — Как вам могло такое прийти в голову?! — Она снова опустилась на унитаз.
— Действительно! — укоризненно обругал меня комиссар.
На второй взгляд Конни в ее твидовом блейзере, юбке с президентской длиной до середины колена никак не тянула на кандидатку для подобных снимков. Скорее старательная библиотекарша в каком-нибудь фильме Розамунды Пильхер[125].
— А чем же он вас шантажировал?!
Наверное, при других обстоятельствах Конни не удостоила бы меня ответа, но здесь ей бросили в лицо невероятное обвинение из всех возможных, и она снизошла до объяснения:
— Это была самозащита! Я живу возле палатки с гамбургерами. Она закрывается в полночь. И каждую ночь, честное слово, каждую, эти продавцы и кто там еще прощаются так шумно, что… Ну, ладно, недавно я вылила на мерзавцев ведро холодной воды. — Она упрямо поджала губы. — И это помогло. С тех пор они больше не орут!
— И как все стало известно этому Хеннесу Гуккельсбергеру? — не отставала я.
Конни хотя бы имела совесть покраснеть:
— Он случайно оказался у меня.
Ха! В полночь? Случайно? Я расплылась в улыбке.
Конни отвернулась и продолжила:
— На следующий день я получила анонимное письмо. Кого мне еще подозревать?
— Глупости, — заявила я. — Соседи могли это видеть… Мало ли…
— Ах, умоляю. — Конни изогнула дугой слишком сильно выщипанные брови. — Владельцы элитного собственного жилья? Среди нас нет доносчиков или шантажистов!
— Во всяком случае, это не кто-то из моих мужчин! — заключила я.
— Из твоих мужчин?! — огорошенно вскрикнул Урс, вскочил с корзины с грязным бельем и еще некоторое время таращился на меня, а потом пулей вылетел из ванной.
— Вот сейчас я бы что-нибудь выпила, — обескураженно выразила я. — И лучше, чтобы в этом был цианид.
— С удовольствием буду к вашим услугам, как только закончу это дело, — вызвался комиссар.
Я сверкнула на него глазами.
Раскатал губу, как же!
На следующий день я зашла к нему в кабинет подписать протокол показаний. Кроме этого, я передала ему всю коллекцию потенциальных мучителей женщин.
Алекс получила по электронной почте письмо из какого-то интернет-кафе, в котором ее просили обратить внимание на страничку с двумя ее порнофотками с указанием номера телефона. В результате чего она срочно взяла отпуск, упаковала чемоданы, сунула Микеша в перевозку и исчезла в неизвестном направлении, не оставив адреса.
Урс тоже упаковал свой рюкзак и отбыл в горы Швейцарии, чтобы в покое поразмышлять над нашими отношениями, что ему было позволено властями, поскольку он не находился под подозрением.
Микроскопические следы крови, взятые у Конни под ногтями, принадлежали не ей, а кому-то другому, но, во всяком случае, женщине.
Должна заметить, что меня все еще держали за женщину.
Не очень-то повышало мое настроение и то, что я больше не получала новых сообщений на мой мобильный. В него только кто-то сопел. Скабрезно, по-мужски. Сопел.
Говно.
Чистое говно.
22
Метод Оскара Уайльда
Каждый раз, когда человек думает, что хуже быть не может, судьба по новой роняет на него боксерскую грушу и говорит: «Может, может!»
Вечером я заявилась к Джерри, чтобы достать его своими стенаниями по поводу того, что комиссар опечатал нашу ванную со словами, что еще не все следы преступления в нашем доме исследованы. В кресле перед телевизором сидела Алекс. Алекс!
— Бэ! — невольно вырвалось у меня.
Алекс бросила мне злющий взгляд в ответ:
— Джерри был так любезен, что предложил мне убежище. И свой зверобоевый чай для успокоения.
Джерри, который в своем обычном трико для пробежек расхлябанно валялся на диване, рассиялся, как полированный огнемет.
Охотнее всего я бы плеснула ему в морду этим йоговым успокоительным, но я взяла всю свою волю в кулак и заботливо спросила:
— Он к тебе не приставал?
Алекс возмущенно посмотрела на меня:
— Приставал? Что ты такое говоришь?!
«Ага, спелись, голубчики!» Мне стало противно.
— Он протянул мне руку помощи в эти страшные времена, когда все ополчились против меня… Аадно, скажу тебе по-дружески, ты не виновата в моих бедах.
Это прозвучало так, как будто она была продана за бесценок в османский гарем, но не по моей вине, и отпускала мне все грехи. А между прочим, именно в моей ванне был найден «предполагаемый труп»! И именно из-за него я потеряла жениха!
124
«Говорящее» имя: от нем. Неппе — самка (птиц); Gucke — зевака; Berger — лицо, спасшее судно при кораблекрушении.