Вновь прибывшие в Союз временно осели у дальних родственников. Вскоре, однако, оказалось, что, продав в Квебеке дом и обменяв деньги по официальному курсу, семья не смогла купить нормальное жилье даже в пригороде. Более того, остатки денег вскоре обратились в труху. Ее отец, родившийся когда-то в Одессе, намного старше матери, ушел первым. Он умер неожиданно, крутя баранку такси, сраженный обширным инфарктом. Судьба занесла его в Канаду после войны, и он никак не мог понять, как его, неглупого еврея, она так по-шулерски обыграла. Гражданство сменили и корабли сожжены... Мать, еще нестарая женщина, повесилась. Белла не любила об этом говорить. Она осталась на попечении четвероюродной тетки, которая хоть и жаловалаь на жизнь, но ровно относилась к девочкам, своей дочери и племяннице. К тому же, остаток денег от наследства помог как-то прокормиться в дальнейшие безработные голодные годы.
Первый раз мы, одногодки, встретились на одной из городских биологических олимпиад. Белла была худенькой девочкой, с низким голосом, больше похожей на мальчика-подростка. Мы были два сапога-пара, два неприкаянных старшеклассника, зазубренных очкарика. Далее - биологический факультет Университета, где мы учились вместе, женитьба, моя аспирантура и защита. Все катилось как по маслу, но, вдруг, обвалилось в одночасье. Развал Союза. Голодная научная элита, безработица. Безнадега... Я чувствовал себя дерьмом и тряпкой, по инерции ходил в Институт, дискутировал там за кофе и ректификатом. Белла, после окончания университета, считалась зоологом, хотя уже давно работала не по специальности, а в магазине дорогой готовой одежды. Трагические обстоятельства ее детства наложили на нее отпечаток какой-то строгости и обреченности, она не задавала судьбе вопросов: почему? за что? и принимала обстоятельства со стоическим равнодушием.
Когда наступили совсем нелегкие времена, Изабель вдруг вспомнила о своем квебекском детстве. Несмотря на смену гражданства ее родителями, она, будучи в то время несовершеннолетней, сохраняла канадское по факту рождения. Все чаще в доме звучали французские напевы, и однажды прозвучало: "Я все здесь ненавижу". Мне светило уехать в качестве чемодана. Наш отъезд был предопределен...
Прибыв на новое место в 1998 г., мы обнаружили вокруг множество наших людей, сбежавших сюда от тягот и неустроенности. Как иногда бывает в эмиграции, люди, прибывшие из разных областей Союза, сходятся в непредсказуемых сочетаниях. Такие дружбы вряд ли возникли бы в старом свете с устоявшимися субординаторскими и соседскими отношениями. Здесь же начало одной нашей дружбы случилась внезапно. В Монреале мы поселились в недорогом и не очень благополучном квартале на афро-русской улице Уолкли. Я пристроился в Университет довольно быстро, чему был без памяти рад, хотя моя университетская зарплата была относительно небольшой. Белла временно подрабатывала недорогой портнихой. Клиентов было немного, один принес укоротить брюки. Борис Дульзак, так звали нашего нового знакомого, оказался невысоким и очень живописным евреем, поразительно похожим на артиста Карцева. Его темперамент и экспрессия постоянно зашкаливали и наш с ним диалог неумолимо превращался в соло. Вскоре мы узнали, что он является высокодипломированным специалистом, доктором физ-мат наук. Доктор Дульзак работал в Канадском космическом агентстве ведущим специалистом и параллельно, имея свою фирму, производил какие-то приборчики. Его семья жила в Оттаве, в шикарном собственном доме, где он проводил 3 выходных дня, а в понедельник с утра возвращался к своим баранам. В Монреале он снимал небольшую квартирку, скучал вечерами и с некоторых пор частенько заходил к нам пообщаться.
Болтовня касалась научного сообщества как Большой, так и и малых Академий, причем общительность Бори казалась неограниченной, а память - неисчерпаемой. Он знал всех. Вспоминал всякие смешные истории из жизни "ящиков", институтов и экспедиций. В первый раз, появившись в нашем доме, он пробежался глазами по книжным полкам, тоном ценителя сразу определил мой интерес к мистике, эзотерике и всяческой аномальщине. Процитировал напамять кое-что из "Золотой Ветви". Впрочем, сохраняя научный подход и чувство абсолютного превосходства, на пальцах объяснил, почему наше пространство является трех-, а не многомерным. Таким образом, места для многомерных миров в природе не осталось, хотя я из его объяснений мало что понял. Утешением мне послужила мысль о том, что мозги физ-матика закономерно должны отличаться от мозгов биохимика. Когда-то, еще живя в благословенном Союзе, где-то в Прибалтике, наш герой умудрился семнадцатиричным обменом выменять свою комнату в коммуналке в небольшом городе на вполне приличную трехкомнатную квартиру в Риге.
Моя Белла иногда составляла нам компанию, но по большей части отмалчивалась. Только однажды, когда наш физ-матик авторитетно заявил, что только дураки верят в сказки про духов и летающие тарелочки, она, решительно сдвинув очки на нос и не обращая никакого внимания на мои отчаянные знаки, безапелляционно заявила, что это вовсе не сказки, и что, мол, она сама однажды воочию наблюдала это явление. Я робко попытался заметить, что бывают всякие глюки. Но Изабель стояла на своем, не собираясь уступать ни йоты. И рассказала давнюю историю о том, как однажды увидела НЛО, когда ехала с родителями на машине. Когда вдруг заглох мотор, она вышла из машины и увидела над головой темный объект, который двигался странно, вверх-вниз. Самое смешное то, что этот вопрос ее, кажется, вовсе не волновал. Ну летают, и пусть себе летают, нас это не касается. Я же, втайне ото всех давно мучался этой неразрешимой загадкой.
Тут выяснилось, что Боря Дульзак не просто полностью отрицает возможность существования пилотируемых кораблей, не принадлежащих нашей цивилизации, но более того, в его служебные обязанности входит "отвечать на письма дураков и всяких там сумасшедших". После этого разговор на мгновение застопорился, мы внимательно посмотрели друг на друга, оценивая кто же дурак, и к общему знаменателю не пришли. Потом Дульзак вспомнил, что однажды, будучи в экспедиции, на судне, он с частью команды тоже наблюдал "НЛО", который, в результате, оказался прыгающим на облаках солнечным зайчиком, а источником недоразумения было подвешенное у кого-то в каюте зеркало. После этого мой собеседник, как бравый воспитанник советской научной школы, сделал плавный логический кульбит к выводу о том, что, следовательно, никаких достоверных наблюдений НЛО в природе быть не может.
Я был в шоке. Вспомнил, что Борис когда-то служил в советской армии. Служил, между прочим, в ракетных войсках, куда пошел добровольцем. Даже если бы он вообще ничего не хотел знать по этому поводу, наверняка, должен был держать в руках армейскую инструкцию, регламентирующую поведение военного персонала в случае обнаружения неопознанных объектов, специально изданную командованием вооруженных сил СССР. Наверняка должен был давать подписку о неразглашении информации. Такие инструкции были в ходу не только в советской, но и в американской армии. Кроме того, д-р Дульзак, являлся специалистом-оптиком, а его фирма производила какую-то лазерную технику. И, по моему мнению, такой человек не мог быть непосвящен в проблему НЛО, контактов и аномальщины. Однако, как ведущий научный сотрудник престижного национального агентства, он был вынужден занимать лояльную позицию по отношению к организации, которая платила ему зарплату, в т.ч. и за отписки "дуракам".