Его черные прямые волосы были небрежно заколоты на затылке, а слишком тонкие для такого тучного тела пальцы унизаны кольцами самых разных форм. Он сидел в кресле возле очага и задумчиво крутил в левой руке призрачный светло-зеленый шар. Он то мерцал, то пульсировал, взлетал и делал круг над ладонью.
Женщина грохнула деревянным ушатом о стол, сдула челку и посмотрела исподлобья.
– Не надо!
Во второй мешок отправились рыбьи головы, картофельные очистки и подгнившее яблоко. Челка упрямо лезла в глаза, а под ногти забиралась грязь и чешуйки. Блондинка вытерла руки и швырнула полотенце на спинку стула. Взяла следующую рыбину.
– Я вышла за тебя замуж. За могущественного мага, укротителя стихий и покорителя сердец, – фыркнула она. – Но по факту променяла столичную жизнь на провинцию. На этот вонючий. Рыбный. Город.
Отрубленная голова радужной пеламиды отскочила в сторону, проскользила по столу и шлёпнулась на пол. Блондинка со злостью пнула ее в дальний угол. Оттуда раздался возмущенный писк.
Мужчина хлопнул руками, и зеленый шар исчез в ворохе искр.
– Тирра. Ну что ты опять начинаешь?
– А ещё продолжу. Ларион, – женщина назвала имя супруга, словно выплюнула рыбную кость. – Я ждала волшебных приключений, красивой жизни. Но занимаюсь тем, что чищу рыбу и ощипываю кур. А на Солтис вместо того, чтобы поехать к родителям, я в очередной раз буду кормить соседскую скотину и заниматься мелкой кражей!
Но ее гнев разбился о невозмутимость мужчины. Он подошел к жене, положил ей руку на плечо и проникновенно сказал:
– Не говори так. Большинство дорогих людям вещей – просто иллюзия контроля и привязанности. Они берут в руки золотые статуэтки только в те моменты, когда им нужно убедиться в своей ценности. Ну и еще когда вытирают с них пыль. Мы с тобой просто заменяем одну иллюзию другой. А по сути ничего не меняется. Они не теряют то, что им дорого. Зато наше благосостояние растет.
Тирра отдернула плечо и ткнула мужа пальцем в грудь.
– И где это состояние? Мы даже кухарку не можем себе позволить! А твои дохлые крысы по хозяйству почему-то не помогают, только портят припасы и рвут платья!
– Всему свое время, дорогая. Осталось лишь немного поработать. Накопим деньжат и переедем хоть в столицу. Мы на хорошем счету в городе. Так что надо поддерживать репутацию и добрососедские отношения. Я помогу тебе с мешками сегодня.
Он неуклюже схватился за верхнюю часть одного из них и, отдуваясь, волоком потащил на улицу. Потом резко остановился и бросил через плечо:
– И не надо говорить ничего плохого про моих крыс.
Шима забился в свой домик и уселся в стог сена. В этот раз постель не казалась ему уютной. То ямка недостаточно глубокая, то жёсткий стебель соломы вопьется в известное место… На улице накрапывал дождик, а слабый ветерок перебирал гирлянду из ракушек.
Дуться на весь мир в одиночестве было скучно. Наконец, Шима открыл дверцу и вышел во двор.
Если подумать, все было не так ужасно, как показалось в первые минуты расставания.
Да, родителей не было. Но зато оставался милый дом, к которому Шима настолько привык, что мысли не то, что о поездке в другой город, но и просто о выходе за пределы двора пугали едва ли меньше, чем расставание с родными.
Птенец прошёлся вдоль забора, заглядывая в небольшие щели. Напротив, возле фонарного столба, застыла с поднятой лапой маленькая рыжая собака. Потом она вытерла лапы о землю, отряхнулась и поскакала прочь, оглашая улицу лаем. Шлепая босыми ногами по грязи, пробежали детишки, увлекая за собой бумажного дракона, раскрашенного в красный с белым. Шима хотел бы побежать вслед за ними, хлопая крыльями и крича от восторга, но выходить за ворота было страшно. Это же целый неизведанный мир. Лучше остаться дома, в безопасности.
Но по участку он все же пробежался, размахивая кралышками. Клюнул гирлянду, чтобы высечь из нее мелодию, перевернул тачку. Выскочил к сараю, где его родители хранили инструменты и рыболовные снасти. Ему запрещали туда соваться. Но сейчас же никто не видит. Секунда – и птенец, вереща, пытается выпутаться из сети. Но все его попытки приводят лишь к тому, что он ещё сильнее запутывается.
В испуге он растопыривает подросшие маховые перья – по ним пробегает искра – пшик! – и пахнет палёной льняной нитью.
Шима выпутался из тлеющих обрывков сети и осел на землю. Сердечко сорвалось в галоп и попыталось выпрыгнуть через распахнутый от удивления клюв. Птенец раскинул крылья и с ужасом посмотрел на них. Все в порядке. Он не горит. Крылья, как крылья. Даже пушок не задет.
– Глупый, глупый р-ребенок! – послышался крик с ветки акации.