“Мне то хорошо, то худо. В голове потемки и ночью, и днем. Насмешками унижают меня язычники. Не могу неволю терпеть. Миссию небес не исполнил. Что осталось мне? Каяться? Нет во мне духу нести вину и изводить себя, хоть и заслужил. Смертью спасаться?”
***
Сердце Длилы – болящая язва. Мысли – горькая отрава, что лилась на рану, разъедала. “Как ловко было задумано, и в одночасье рухнуло, – сокрушалась она, – Шимшон решился, охранник подкуплен, колесница наготове, серебра вдоволь, но старый хрыч перехитрил меня!”
“Я знаю, что думает обо мне Шимшон. Как убедить его в обратном? А надо ли пытаться? Он казнит себя за ошибки – преподнести еще одну? Как все ужасно! Любовь и мечта погибли. Ему самому не вырваться из плена, а под силу ли мне спасти его? Я слышала, он временами странно себя ведет. Узнаёт не всех. Мне страшно идти к нему. Возлюбленный меня прогонит”.
Длила проведала, что Шимшон требует женщин, и тюремные власти не отказывают. Богатые филистимляне охотно приводят ему своих девственных дочерей, дабы те понесли и родили богатырей. Суеверные язычники полагают, будто сила отцовым семенем наследуется, и не ведают, что источник любых достоинств – только Божий дар. Любострастие Шимшона огорчало Длилу, и в сердцах она как-то назвала его племенным быком, но потом устыдилась – неосновательны ее притязания на верность.
Тяжкие муки совести толкали Длилу в объятия мазохизма. “Я пойду к его родителям, – говорила она себе, – я хочу слышать, как они проклянут женщину, лишившую их единственного сына!”
Длила пришла в Цору, и не проклятиями встретили старики злополучную невестку, но теплом сердечным. Они слушали повесть о любви Шимшона и Длилы, а она внимала воспоминаниям стариков о хмурой бездетности, о великом счастье, посетившем дом их, о трудном росте чада, о непомерно тяжелой миссии, на него возложенной, которая и их старческие спины пригнула к земле.
Флалита то и дело утирала слезы, а Маноах прерывал свое молчание редкими вздохами. Так расчувствовалась Длила, что шепнула на ухо свекрови, что носит под сердцем их внука. И Флалита просияла, и обняла невестку, а догадливый Маноах погладил молодую по руке.
***
Братья поведали сестре, мол, старейшина задумал перетянуть Шимшона на сторону филистимлян, обещано ему благ немерено, если отречется от старого и примет новое. Они пожаловались ей, будто арестант притворно не понимает обращенных к нему речей. Довольно дури – пусть сменит маску! Поэтому они просят ее навестить назира и склонить к разумному. И родители должны пособить плану старейшины – ведь хотят же они, чтоб чадо их осталось в живых!
Горе не погасило огонек хитроумия Длилы. Она задумала уговорить возлюбленного согласиться для начала с филистимским головой, а потом они убегут в Египет. Сходство второго плана с провалившимся первым не озадачило ее. Воодушевленная надеждой, она решилась на встречу с Шимшоном.
– Милый, поверь, я не виновна! – с порога воскликнула Длила, как только вошла в келью Шимшона, – я тоже жертва!
– Только не плачь! – сказал арестант, – мне не в чем тебя винить! Я рад видеть тебя живой.
– Правда? О, как я счастлива! Конечно, я жива! О себе скажи два слова.
– Мне хорошо. Хотя, порой, грызет тоска. Какая причина привела тебя ко мне? Ведь тяжело восставать из мрака, и солнце слепит глаза.
– Горе швырнуло меня во тьму. Но ты не держишь зла, и свет мне в радость. Я кое-что задумала. Есть план – спасти тебя, меня и любовь!
– Не надо спасения! Оставим все, как есть. Мне хорошо здесь, а ты, Нимара, ворочайся к себе в могилу!
– Что ты сказал?
– Вернись, Нимара, в царство мертвых. Бог даст, и скоро встретимся.
– Боже мой! Как страшно!
Она наспех поцеловала Шимшона в лоб и стремглав выбежала из кельи. “Теперь ваша очередь!” – бросила она дожидавшимся старикам, удерживаясь всеми силами от слез.
– Сынок! – вскричала Флалита, обняла Шимшона, зарыдала.
– Сын… – произнес Маноах и замолчал, скрывая чувства.
– Мать, отец! – тихо проговорил Шимшон, обнимая родителей.
– Ты здоров? Сыт? – спросила Флалита.
– Да, все хорошо.
– Здесь были косы, – всплакнула мать, погладив сына по стриженой голове.
– Что думаешь о предложении старейшины? – солидно проговорил Маноах.
– Соглашайся, сынок! – выпалила Флалита.
– И план Длилы прими, а мы потом приедем к вам! – шепнул Маноах.