– Так точно, найдётся, – выпалил тот.
– Не тянись. Давай нормально поговорим. Наливай кипяток и рассказывай, за что ты Александрова так невзлюбил?
Плейчис чуть чайник не опрокинул на майора.
– Осторожней! Так и ошпарить можно!
– Виноват, товарищ майор госбезопасности! – вытянулся Плейчис, продолжая держать горячий чайник за ручку.
– Хорошая у тебя керосинка, – кивнул Куликов в сторону, где стояла самодельная чудо-печка. – Забыли, разливай.
– Есть печенье, будете?
– Чая хватит. Где служил?
– Третий белорусский, – ответил лейтенант и присел за стол.
– Где ранили?
– Это самое смешное, – на серьёзном лице Плейчиса промелькнула улыбка и пропала. – И самое тяжёлое воспоминание. И случилось-то не на передовой, а в тылу! Отвёз пакет в штаб фронта и возвращался на полуторке с корреспондентом «Красной Звезды». Вдруг, останавливают нас трое в форме сотрудников госбезопасности, и только машина остановилась, убили шофёра. Корреспондента тяжело ранили, как выяснилось после. Машина, видно, сильно нужна была и торопились. Меня сразу не заметили, я за кипами газет лежал. Когда стрельба началась, рванул гранату и кинул перед машиной. Затем из пистолета убил того, кого граната не достала. Спрыгнул на землю и к раненому диверсанту. А у них оказывается четвёртый в кустах сидел. Гранату увидел, когда она передо мной упала. Прыгнул за колесо машины. Верхняя часть тела не пострадала, а нижнюю часть посекло сильно. Детей, сказали, не будет. В общем, провалялся в госпитале и теперь здесь.
Лейтенант, молча, испросил разрешение закурить.
– Кури, – отхлебнул чая майор. – Грустная история. На войне таких историй много. Нелогичных, запутанных, случайных. Теперь рассказывай, что у вас с Александровым приключилось.
– Не выполнение приказа, хамские и хулиганские действия в отношении секретарши.
– Сам спровоцировал? – усмехнувшись, произнёс майор, и пронзительно посмотрел на лейтенанта.
По лицу Плейчиса пошли бледные пятна, он плотно сжал челюсти.
– Ты пойми, лейтенант, сейчас другое время, не тридцать седьмой. Разбираться будут серьёзно и тщательно. Александров не просто спортсмен один из многих и не просто офицер Красной армии. Тут всё намного сложнее и глубже. Информация секретная. Недавно был подписан один приказ на самом верху, а твои художества могут ему помешать. Поэтому мой тебе дружеский совет. Можешь не питать любви к Александрову, но свои личные мотивы на работу не переноси. Это всегда плохо заканчивается. Ну, спасибо за чай. И на игры ЦДКА тебе надо обязательно ходить.
Куликов вышел.
Лейтенант, глядя в одну точку, достал очередную папиросу и закурил.
Он не питал к Александрову никакой ненависти, ему даже нравилась его игра. И что-то фабриковать против него у лейтенанта и в мыслях не было. Просто хотелось его поставить его на место, чтобы не рушил личную жизнь. Её и так нет этой личной жизни! Разорвавшаяся граната отсекла то, без чего его семья стала неполноценной. Жена молодая. А он – калека! И не виноват Александров в том, что он калека.
Плейчис встал, одним движением расправил форму, затушил окурок в пепельнице. Немного постоял в раздумье и решительно пошёл из кабинета.
Костик лежал на лежанке и был далеко отсюда. Даже хоккей отошёл куда-то в сторону. Он вспоминал, смотрел, как хронику его прежней жизни. До чего же нелепы и наивны были тогда многие его мечты! Как хочется увидеть отца и маму! Душа ноет! Так хотел играть в хоккей, что оказался в чужом времени. С мечтами, выходит, как и с желаниями, надо быть осторожным, а то они сбываются.
Лязгнул засов, дверь открылась. На пороге стоял Плейчис.
– Александров, вы свободны. К концу завтрашнего дня приведите форму в порядок. Приказ уже в кадрах, – голос был спокойный, без интонаций.
Лейтенант развернулся к дверям и остановился, хотел повернуться, дёрнулся было, но не повернулся и ничего не сказал. Вышел.
Костик медленно сел на лежанке. Зевнул, Потёр виски. Также медленно вышел из камеры.
В раздевалке Бобров толкнул Костика в плечо.
– Чего приуныл? Сегодня надо сделать динамовцев, а то и лёд растает, финал сыграть не успеем. Всю злость в игру вложи! В победу! В нашу победу!
– Выиграем, – устало проговорил Костик, вбивая ногу в ботинок.
Ему всегда хотелось как можно скорее стать взрослым, самому решать, что ему делать. Получается, вместе с хоккеем он получил и эту мечту? Шнуруя ботинок, он даже замер, когда мысль пришла в голову. Ему до переноса было пятнадцать, попал в тело восемнадцатилетнего. День рождения двадцать пятого октября сохранилось. Но три года детства, он выходит, потерял!