– Ты чего задумался, загрустил? Переживаешь? Брось, старик, всё наладится! – Сева сделал попытку развеселить Костика. – Тошно смотреть на тебя! Радуйся, что мы живы!
– Я радуюсь, – вздохнул Костик. – Как говорил Звягин «живы будем, не помрём».
– Знакомый?
– Воевали вместе. Погиб он.
«Звягин! А ведь этот милиционер похож на того Звягина! Очень похож! Сын? Вполне может быть. Земля круглая».
– Эй, старичок! Что сегодня с тобой? Не заболел? – не унимался Сева.
– Всё в порядке. Вспомнилось тут немного.
– Так, хорош! Ребята, а ну-ка запевай!
И вся команда дружно грянула «Спортивный марш»:
Гостиница, в которую заселили команду, оказалась недалеко от стадиона. Её название Костик прослушал. Всё продолжилось, как и в Сухуми. Не было только «Рицы» и ребят, благодаря которым Костик выпускал пар и учился. Стадион не был центральным и находился на окраине столицы Грузии. Именно на нём проводили тренировки несколько команд местного разлива.
На одной половине поля тренировались две молодёжные команды, а вторую половину заняли армейцы. Аркадьев разбил команду на тройки и заставил играть без мяча. Затем все игроки долго бегали по отведённому периметру с резкими рывками, приставным шагом, высоко задирая колени. И только в конце тренировки разрешил пожонглировать мячом. Состав на товарищеский матч с тбилисским ТДКА Аркадьев объявил в раздевалке. В нём оказался Бобров, который вышел на замену в Сухуми в игре против киевлян. А в запасе не оказалось только одного игрока – Костика.
Федотов пытался поговорить с Аркадьевым, но тот категорически отказался от разговора на тему Александрова.
Тбилиси для Костика стал несчастливым. ЦДКА обыграло ТДКА 3:1. Голы забили Бобров, Гринин и Щербатенко. Через два дня игра с «Авиаучилищем» и счёт 5:1 в пользу армейцев. Трижды Бобров, Гринин и Федотов распечатали ворота лётчиков. Игра с «Локомотивом» из Тбилиси пришлась на 23 апреля. Шансов у хозяев не было. Дважды отличился Бобров и дважды Гринин. Итог 4:0.
В Москву возвратились поездом. За время дороги Костик завёл себе блокнот, в котором начал зарисовывать игроков команды. Первого шаржа удостоился Аркадьев. Ребятам Костик свои рисунки показывать не собирался и блокнот всегда прятал.
В конце апреля, тридцатого, вышел указ об отмене светомаскировки. Город готовился к празднику. На 1 мая планировался парад в честь взятия Берлина. Военные училища и части, расположенные в столице должны были принять участие. Из Ленинграда уже прибыли моряки. Готовился проход физкультурников. Армейскому клубу тоже вышло указание принять участие. Комсомольский актив быстро пробежался по списку и вычеркнул троих. Двое травмированы, а третьим оказался Костик.
– Костя, – Сева подошёл и обнял за плечи. – Ты не обижайся, что тебя на парад не взяли. Тут такое дело. Как тебе сказать, даже не знаю.
– Говори, чего уж, – буркнул Костик, переворачиваясь на кровати на другой бок.
– Ты только не нервничай. Хорошо?
Заинтригованный Костик сел на кровати.
– Сева, что случилось?
Бобров мялся, и видно было, что говорить ему не хочется.
– Сева! Говори, как есть! – не выдержал Костик и повысил голос.
– Плейчкис вычеркнул тебя из списков на завтрашний парад, – выдохнул Бобров и замолчал, виновато отведя глаза в сторону, словно вычеркнул не лейтенант, а он.
– И всё? – удивился Костик.
Настала пора удивиться Боброву.
– Ты чего говоришь? Участие в параде, это…
– Сева! Не надо! Я люблю страну! Люблю Родину! Но сейчас не смогу пройти на параде. Правильно сделали, что вычеркнули. Я там только праздник всем испорчу.
– Ты чего говоришь?
– Всё, Сева, вычеркнули, значит, вычеркнули. Не знаешь, почему?
Бобров пожал плечами.
– Так, Плейчкис…
– Я вычеркнул, – перебил Боброва Плейчкис, незаметно вошедший в комнату. – Товарищ Бобров, могу я пообщаться с младшим лейтенантом Александровым? Оставите нас?
Под жёстким взглядом, не терпящим возражения, Бобров исчез.
– Сидите, товарищ Александров, – махнул рукой Плейчкис и поставил на стол поллитра. – Стаканы есть?