– Товарищ…
– Якуб, – подсказал журналист и с наглой ухмылкой закинул ногу на ногу.
– Товарищ Якуб, футбол тоже буржуазная игра, по-вашему, мы должны отказаться и от него? – Костик чертыхнулся про себя. Сколько можно одну и ту же тему мусолить, то с советскими чиновниками, с иностранными журналистами.
– Футбол это другое, – попытался отмахнуться Якуб.
– Ну, почему же другое? Его изобрели англичане…
– Его изобрели союзники по антигитлеровской коалиции, – поднял вверх указательный палец Якуб и опять усмехнулся. На этот раз снисходительно, словно простил оступившегося Костика. – А хоккей канадский!
– Разве канадские военнослужащие не воевали в составе американских войск против фашистов?
– Это единицы добровольцев, – отмахнулся Якуб. – Я считаю, что ваш Спорткомитет допускает огромную ошибку, начиная развивать этот вид спорта.
– Это ваше личное мнение, товарищ Якуб?
– Меня многие поддерживают в моей стране, – важно ответил Якуб, слегка кивая головой своим словам.
– Хорошо. В Чехословакии серьёзно увлекаются и поддерживают канадский хоккей, что скажете, товарищ Новачек?
Чехословацкий журналист улыбнулся.
– Не вижу ничего криминального в этом прекрасном виде спорта. Мой коллега, видимо, незнаком с канадским хоккеем.
– Знаком! – перебил Якуб. – Но это дело политическое, а не спортивное! Именно политики должны решать вопрос о видах спорта в социалистических странах.
– Если не будет принято решение о культивации канадского хоккея в СССР, то именно политики окажутся в проигрыше, – жёстко ответил Костик. – Давайте не будем говорить о том, что находится на стадии рассмотрения и доверим это дело специалистам. На этом прошу меня простить, у меня очень много работы.
Якуб поджал губы и усмехнулся уголком рта. Странное поведение польского журналиста немного вывело из себя, но работы оказалось много и непонятное неприятное чувство постепенно растворилось к вечеру.
В начале апреля Костику выделили комнату недалеко от новой работы, и теперь не надо было бежать на трамвай или в метро, вставать рано утром. От Спорткомитета до квартиры он старался ходить пешком. Сокольническая линия метро сюда ещё не протянулась, и выбраться отсюда можно только на общественном транспорте или автомашине.
Комната находилась на первом этаже в кирпичном доме с общим коридором и кухней. Соседи – четыре семьи. Костик их видел только утром и вечером, и то не всех. Он и по именам знал только тётю Асю и тётю Веру, которым удалось выудить из Костика хоть какую-то информацию.
Костик замкнулся. С ребятами из команды виделся редко. Так выходило, что общение шло только по работе и на работе. Обедал в местной столовой.
Сегодня задержался на работе дольше обычного и вышел из здания Спорткомитета под свет луны и мерцающую россыпь далёких звёзд. Вдохнул апрельский воздух, зажмурился и неспешно побрёл по Лужнецкой набережной.
«Медленно. Очень медленно идёт продвижение канадского хоккея. Даже помощь Ворошилова не смогла дать нужного пинка бюрократической машине. Сколько обществ и тренеров согласятся заняться хоккеем? Повторится прошлое или будет по-другому? Насколько я сумел ускорить продвижение хоккея? Сева Бобров, Толя Тарасов, Павел Михалыч Коротков, они «за». Хоть сейчас давай им клюшки с шайбой. Романов бьётся с чиновниками. Вроде как Савину разрешили командировку по стране. Вот только я не помню, где он обнаружит сведения о хоккее с шайбой? По идее я им всё рассказал, показал, нарисовал и объяснил. Им этого мало…»
В размышлениях Костик не заметил, как преодолел большую часть дороги. Остановился, огляделся и решил срезать оставшиеся метры до дома тропой через деревянные постройки.
– А это ещё что за фраерок? – услышал Костик за спиной гнусавый голос, и резко обернулся.
Из глаз посыпались искры, а тело приобрело невесомость…
Глава 24
Костик смотрел на двух пожилых врачей, которые, не обращая внимания на него, самозабвенно спорили по вопросам медицины. Сухонький доктор в очках с толстыми линзами назидательно держал указательный палец вверх, словно его слова могли подтвердить божественные силы, и слегка раскачивался взад-вперёд, будто ванька-встанька.
– Я вам коллега ответственно заявляю, что удар нанесён металлическим предметом в обоих случаях. Возможно, одним и тем же.
– Я и не возражаю, – ответил второй, седовласый доктор. – Пусть предмет один, раны разные!
– Так и я не спорю! – развёл руки в стороны первый. – Только у одного рассечена бровь, а у другого пробит череп.