Раса кивнул и повернулся к настороженно слушающему разговор сыну.
— Поступаешь в распоряжение Киллера Би, — казекаге указал на здоровяка, все это время молча слушавшего разговор.
Высокий и плотный, тот телосложением напоминал своего побратима, райкаге, лишь незначительно уступая ему в габаритах и рельефности мускулатуры. Глаза шиноби прятал за очками с темными стеклами, плотно прилегавшими к лицу. Из-за плеча Би высовывались рукояти пары мечей — в отличие от многих джинчурики он полагался не на одного лишь биджу.
— Он посвятит тебя в план атаки, — закончил Раса.
— Вы собираетесь убить Минато Намикадзе? — на лице Гаары промелькнула тень удивления. — Это же объявление войны...
— Война и не заканчивалась.
Глава сорок третья
Странный разговор с Ульгримом заставил Варкастера насторожиться. Хотя мечник и отговорился неудачной шуткой, обострившаяся паранойя вынудила некроманта внимательней наблюдать за происходящим в поисках новых странностей. И те не заставили себя долго ждать.
Первым, на что обратил внимание маг, стал язык. Тот самый, из которого Ульгрим взял странное прозвище. Как ни старался Варкастер, он не мог вспомнить ни страны, откуда пришло это наречие, ни его названия. Само по себе это еще ни о чем не говорило — в поврежденной памяти некроманта хранилось немало вещей, чье происхождение он затруднялся объяснить. Но по возвращении в Усадьбу никто не смог ответить на вопрос, что же это за говор такой, и откуда он пришел. Притом все как один, от простого солдата до инквизитора, без труда понимали сказанное или написанное на нем.
Второй странностью, подмеченной Варкастером, стали солдаты. Побудка, уход за снаряжением, тренировки, еда — все легионеры жили в абсолютно одинаковом цикле. Никто не пытался увильнуть от обязанностей. Никто не выделялся ни успехами, ни провалами. Не было драк и конфликтов. Не люди, а функции. Даже некромант понимал, что солдаты не должны вести себя настолько одинаково. Улучив момент, с помощью мертвой мыши и Воли склепа он обследовал пожитки десятка легионеров, и те оказались столь же безлики. От исподнего до бритвы, от игл до перочинных ножей — вещи были одинаковы. Ни памятных безделушек, ни припрятанной банки консервов, ни игральных карт. Абсолютно ничего, ни следа индивидуальности.
Финальным штрихом в творящемся безумии стал сам Варкастер. А точнее, его магия. Озадачившись расширением своего шпионского арсенала, некромант собрался было смастерить новое заклинание, но обнаружил, что просто не способен на это. Он легко мог вообразить Владычество, Стрелу рока и любое другое известное ему заклятие. Но стоило сделать шаг в сторону от привычных схем, и магия ускользала песком сквозь пальцы, разум не мог удержать простейшие конструкции.
Принесенный этим открытием ужас стал для Варкастера новой, ранее не испытываемой эмоцией. Впрочем, быстро сменившейся сначала удивлением от собственной способности его испытывать, а потом и бесстрастным анализом происходящего. В том, что творится нечто ненормальное, сомнений не возникало. Оставалось только определиться, сошел с ума мир вокруг или он сам.
Собственная ненормальность не была для Варкастера секретом. Причины ее также лежали на поверхности — вмешательство эфириала, выжегшего память, оставив от былого человека одну лишь магию. Именно к такому выводу приходил любой, кому случалось узнать историю некроманта. И Варкастер никогда не мешал людям заблуждаться. Однако сам он не был уверен, что ответ столь прост.
Он не помнил откуда, но знал: как передвигаться под огнем противника; как противостоять магам и демонам; как организовывать отряды мертвецов и брать штурмом крепости. Мог планировать тактику и создавать новые заклинания. Хранил в уме обширнейшую энциклопедию магических знаний и сопутствующих наук. Его разум в бою работал с механической точностью арифмометра, превращая хаос в выверенные боевые формулы. За всем этим стояли не просто сухие знания, а многие тысячи часов подготовки.
Зачем было эфириалу, творящему под себя орудие из смертного, оставлять все это? Или эти навыки он и привнес? Но можно ли поверить, что сущность, способная так легко и ладно перекроить чужую душу, будет изгнана не столь уж сложным ритуалом не самой сильной ведьмы? Быть может, эфириал не создал орудие, а лишь извлек из футляра личности то, что было создано ранее? Не потерял ли при этом дух пару деталей, отвечавших за стабильность оного орудия?
Хотя идея о собственном безумии и казалась наиболее логичной, увы, она не вела к каким-либо практическим выводам. Если поврежденный эфириалом разум начал распадаться, Варкастер едва ли мог что-то сделать, на тот же разум опираясь. В этом случае оставалось лишь ждать конца. С другой стороны, одним из ключевых признаков безумия является неспособность безумие осознать.