Возница опустил вожжи. Граф склонился в ожидании. Рука опустилась на его плечо. Сзади стоял Шип.
Свет ярче солнечного вырвался из цилиндра над воротами. Толпа отхлынула в страхе, но Варлан Черт успокоил людей. Свет принял форму луча, пересекшего лицо Черта и остановившегося на эмблеме Факта на нем.
— Входите, Варлан Черт, Оратор, — произнес эти слова странный и мощный голос.
— Этим людям нужно пройти со мной, — сказал Черт в пространство. — Они хотят познать добродетель Факта.
— Пусть это свершится. Откройте ворота.
Черные железные двери задвинулись в прорези по бокам. Варлан Черт провел пораженную толпу через ворота. Затем ворота закрылись, и свет погас. Солдаты вновь стали в скучающие позы по обе стороны ворот.
— Интересно, что случится теперь с ними, — сказал Шип.
— Они станут маленькими счастливыми людьми Факта, — граф сбросил руку слуги с плеча.
— Не все, милорд, — сказал возница.
— Что ты хочешь сказать?
— Не все подходят для ношения обруча. Те возвращаются в Портовый город.
Шип спросил:
— Откуда вы знаете так много?
Возница приподнял шляпу, обнажив два длинных прямых шрама над висками.
— Сам попробовал. Не с чужих слов.
Граф Радо расплатился с возницей на Хогсхед-лейн и отправился вместе с Шипом на прогулку. Самое скверное время для портового города — период после полудня.
Граф медленно шел посередине улицы, спускавшейся к причалам, где виднелись различные суда, стоявшие на якорях в проливе Прайоса. Шип шел на полшага сзади:
— Ищете корабль?
— Я дивился краскам моря и неба, — голос Радо был резким. — Тебе надо проявить больше интереса к реальному миру. Немножко мирского опыта придаст тебе большую терпимость по отношению к жизни.
— Время, проводимое с вами, дает мне больше «реальной жизни», чем я ожидал. Но я не забыл, о чем мы говорили. Вы размышляли об отъезде?
— Неужели?
— Вы знаете, милорд, чем это обернется.
Граф резко обернулся.
— Мне нужна свежесть. Свежесть и разнообразие. Вся эта теология отрезвляет.
Со всех сторон виднелись таверны и винные лавки. Граф Радо указал на один из домов покрупнее, на котором красовалось изображение разъяренного быка. Необычным было то, что наряду с быком были изображены пара кубиков для игры в кости.
— Это то место! — объявил граф.
Они вошли в дом «Дикого быка», когда там играли курукские волынщики. Они играли для пары мужчин, танцевавших в кругу ритмично похлопывающих в ладоши посетителей таверны. Куруки не танцевали друг с другом, а каждый выделывал свои па независимо.
Сквозь прогал в кругу зрителей Шип изучал публику.
— Я знаю вон того, — сказал он. — Он был в таверне Палло вчера, когда там началась драка.
Курук тоже узнал Шипа и широко улыбнулся. Прозвучало дикое крещендо, и музыка оборвалась. Зрители шумно выражали свое одобрение, бросая медяки кланяющимся танцорам.
Курук пробирался сквозь толпу, собирая дары. Он подошел к Шипу и графу, вытирая лицо широким рукавом:
— Приветствую вас, друзья! События прошлой ночи помешали мне должным образом представиться. Я делаю это сейчас. — Курук прижал ладонь к груди: — Ишаф Индолел к вашим услугам. — Шип представил графа и себя. — Великий господин, ваш слуга — настоящий воин. Мое сердце радовалось, как хладнокровно он справился с этим гигантом джуанцем.
— Похоже, ты вышел невредимым из большой драки, — сухо заметил Радо.
— Ко мне благосклонно было божество удачи Омпи. Видя превосходящие силы, я поступил, как учат мудрецы, — остался жить для лучшей жизни назавтра. Конечно, не я один удалился, — поспешно добавил Индолел. — Житель Миести в широкополой шляпе был первым у выходной двери.
— Как вы узнали, что он из Миести?
— На нем была эмблема бриллианта. — Увидев их недоумение, Индолел добавил: — Знак Факта, вы, наверное, видели его.
— Да. А что делал человек Факта из сити в запустении Палло? — ухмыльнулся граф. — Он что, вероотступник?
— Он кажется человеком стойких убеждений, — сказал Шип.
— Неважно. — Радо оглядел зал. — Вывеска на таверне обещает игру в кости. Где это может быть?
— Великий господин желает испытать судьбу за столом? Дозвольте Ишафу сопровождать вас.
Курук начал прокладывать дорогу через толпу в зале. Волынщики начали играть опять, и пронзительные тона курукской музыки контрастировали с ровным гулом публики. Вино лилось рекой, и немало было пролито на графа и Шипа, когда они продирались сквозь тесноту зала за Индолелом.