— Если Вы лишились дара речи, я, пожалуй, пойду. Ненавижу чувствовать себя законченной болтушкой.
— Ни за что не отпущу Вас, — улыбнулся Паркер, поднимаясь и отодвигая для нее стул.
— Благодарю.
Ужин превратился для Паркера в калейдоскоп сюрпризов и очаровательных улыбок. Девушка мало рассказывала о себе — она была студенткой из США, изучала юриспруденцию, ее отец был адвокатом, а мать — художницей, и это все, что удалось выудить из нее. В остальном же она была удивительно приятным собеседником. Мужчина и не заметил, как успел поделиться с ней всеми проблемами, включая вероломность жены. Когда он показал ей фото малютки Стефани, в глазах девушки заблестели слезы. Сглотнув подкативший к горлу комок, она произнесла:
— Ангелы окутывают ее облаком на ночь и рассказывают райские сказки. Я в это верю, а Вы?
Патрик Эванз не верил ни в рай, ни в ад — он знал, что его дочка лежит в сырой земле, не зная ни тепла, ни света. Но он хотел верить, и рядом с Кристиной уверовать можно было не только в Бога, но и в волшебника из страны Оз, так что он кивнул.
Когда он предложил ей продолжить обучение сноубордингу, ее глаза расширились от ужаса:
— Ни за что не переживу такое унижение повторно! Знаете, у меня гораздо лучше получается кататься на лыжах. Мой отец обожает их, и он учил меня с самого детства. Может, завтра займемся ими? Хотя бы для разнообразия, — она пожала плечами, вглядываясь в его помрачневшее лицо.
Конечно, Кристина не читает желтую прессу, поэтому не может знать о происшествии, из-за которого над ним до сих пор потешались знакомые. Отношения Паркера с лыжами никогда не были гладкими. С самого первого спуска инструктор твердил ему, что лыжные палки нужно держать иначе, но Паркеру это не удавалось — он слишком высоко поднимал их во время спуска. Несколько лет назад он наткнулся на кончик правой палки и сломал себе скулу. Зрелище было впечатляющим — на неверных ногах он спускался со склона, зажав под щекой комок из розового от крови снега. Друзья решили, что Паркер несет собственный глаз. Он перенес несколько сложных операций для спасения правого глаза и восстановления кости. Оправившись, он пообещал себе никогда больше не вставать на лыжи. И держал слово до сегодняшнего, то есть завтрашнего дня.
Разве мог Паркер признаться этой молоденькой девушке с острым язычком в своем позоре? Конечно, он согласился на эту авантюру.
Ночью звонила Доминик. Она потребовала в два раза больше той суммы денег, на которой настаивал его адвокат, и дом в Майами в придачу. В качестве компенсации она обещала не раздувать скандал еще сильнее, заявив, что может объявить его домашним тираном. Впервые за долгое время Паркер почувствовал ярость вместо тупой безысходности и жалости к себе. Скандал? Вот невидаль! Эта алчная лживая стерва не получит от него ни одного лишнего цента! Он заявил ей это прямым текстом, и напоследок послал ко всем чертям, то есть впредь попросил общаться исключительно с его адвокатом.
Утром он вышел на улицу с твердым желанием не бояться больше никого и ничего. В 10:00 он встретился с Кристиной у спуска. На лыжах она действительно была великолепна — в восхищении он следил за ее фигуркой, грациозно скользящей по живописному склону с припорошенными елями по бокам. Девушка исчезла среди деревьев. В 10:15 он надвинул на глаза лыжные очки и оттолкнулся, чтобы присоединиться к ней. В 10:40 его нашли под одной из елей с лыжной палкой, торчащей из левой глазницы. Его руки и ноги раскинулись, а единственный глаз безжизненно уставился в ярко-голубое небо. Снег под ним таял, постепенно окрашиваясь в красный цвет.
Полицейские опросили всех и каждого, кто так или иначе мог стать свидетелем происшествия. Немногие очевидцы, заметившие съезд Эванза, сходились в одном: мужчина был один, и он опасно держал лыжные палки — это заметили все любители горных лыж. На следующее утро газеты пестрели заголовками о несчастном случае, повлекшем ужасную гибель члена палаты лордов. Доминик стала единственной наследницей состояния мужа. Приличия ради она появлялась перед репортерами в черном и горестно вздыхала о судьбе «в целом неплохого человека».
Тем временем Сара Уильямс сидела в номере недорогого отеля в Париже и ожидала разрешения вылететь в Нью-Йорк. Шторы были плотно задвинуты, и девушка сидела в тусклом свете, пробивающемся сквозь них, на краю кровати, упираясь носками в пол и спрятав лицо в ладонях — в такой позе она провела последние сутки. Все ее тело тряслось от едва сдерживаемых рыданий. Вскоре и на это у нее перестало хватать сил, и тогда из глаз Сары полились горячие слезы, обжигая ей щеки, стекая по тонким пальцам, превращая ее из убийцы в жертву, раздавливая, уничтожая ее.