— Боксер? Да ладно!
— А что? — настала его пора удивляться.
— Да так.
— Ничего. Точнее ничего себе!
— Что тебя так удивляет?
— Это!
— Что именно? Что я был боксером? Что в этом такого?
— Для меня это важно. — Алина машинально теребила в руках край бело-кремовой скатерти.
— Почему?
— Потому что для меня важен спорт. Почему ты никогда мне этого не рассказывал?
— Между прочим, в своем весе я был одним из лучших.
Алина недоверчиво смотрела на него. Она всегда считала его дохляком. Он весил, наверное, столько же, сколько и она, будучи выше ее всего на несколько сантиметров, и казался как бы физически не дотягивающим до ее уровня. А тут бокс. Такой истинно мужской спорт, да еще и один из лучших. Сомнения с новой силой заскреблись у нее в душе. Да что же это такое!
— Что именно?
— А?
— Ты сказала: да что же это такое?
— Я подумала. — И тут она поняла, что произнесла на самом деле последние слова вслух, да еще и на английском. Вот дурацкая привычка! — хорошо еще имя Джоша не всплыло.
Пламя свечей играло на блестящих тяжелых столовых приборах, на золотых обивочных гвоздях, утопленных в бархате стульев и пуфов, и на лицах сидящих. В другой ситуации все вокруг показалось бы девушке непередаваемо романтичным, но сейчас она ни на что не обращала внимания.
— Просто я подумала, что почти ничего не знаю о тебе. А впрочем, наверное, до конца узнать человека невозможно. Я вот с бывшим мужем жила, а потом оказалось, что он мне вообще чужой, да и незнакомый. Вот так и теперь. Только мне покажется, что я уже составила о тебе свое мнение, как ты говоришь или делаешь что-то, что все переворачивает с ног на голову.
— Это плохо?
— Это странно. — ответила она и в очередной раз вспомнила папины слова о том, что Джоша она на самом деле придумала. Боже как же мне принять верное решение? Что еще она еще не знала о Йоргесе?
— Нас японец тренировал, как ни странно, и было по две тренировки в день. У меня тогда была совсем другая жизнь. Меня очень многие знают именно по этому периоду. Знаешь, я же упрямый очень и если что захочу, то все сделаю, но добьюсь! Я один раз увидел парня, который к нам в спортзал пришел в спортивном костюме с надписью «Эллада», это значило, что он из национальной сборной, и меня встряхнуло. Почему я такой не могу иметь?! Потом пришел один раз в таком. Добился. — он помолчал, а Алина с трудом верила своим ушам. — тут, как у Коэльо, хотя ты его и не любишь, если ты чего-то хочешь, то все вокруг будет с тобой в твоем стремлении. Но это давно было, как в другой жизни. У меня и мечты были иные и друзья, все. Костас вот недавно звонил мне, а я как раз сидел кофе пил с одним из тех, с кем раньше тренировался. Так они друг другу за три часа сидения не сказала ни слова, а Костас, только тот ушел, спрашивает, кто это еще такой? Откуда, мол, ты его выкопал?! — он усмехнулся и бросил взгляд в боковое зеркало. — что за малака? Что, дальний свет руки отвалятся выключить?! Совсем уже! А недавно он бомбу подложил. Да.
— Как бомбу? — растерялась Алина.
— А вот так. Бомбу. Ты себя считаешь сумасшедшей, а думаешь, у нормального человека могут быть такие друзья?
Алина задумалась. Своим друзьям она могла простить и понять очень многое, если не все, предательство тут в виду не имелось. Но бомба… и… Коэльо?
— Знаешь, почему я этого писателя не люблю?
— Почему?
— Потому, что он глупый. Если уж ты пишешь такие коротенькие вещи, так тем более будь точен в своих высказываниях. Если ты чего-нибудь хочешь… А если я хочу убить вот того человека. — девушка мотнула головой в сторону пожилого, если не сказать старого грека, одетого в светло-голубой пиджак и судя по всему работающего зазывалой в ресторане. — Что же все на свете мне помогать будет? Чушь собачья. Просто есть истинные мечты, а есть так желания, заботы, цели, это же все разное. И нельзя так писать, как он. А все читают, потому что это модно. На мой взгляд, это отвратительно, уж лучше Гарри Поттера тогда взять…
— Это уже просто потеря времени.
— Коэльо тоже.
— Ты, наверное, думаешь, что это плохо, что я не читаю художественную литературу, как ты.
— Если б ты совсем ничего не читал, это было бы не просто плохо, а вообще ужас. А ты же читаешь, просто другое, чем я. Мой бывший муж за всю жизнь прочитал всего одну книгу, что-то там про побег из тюрьмы с главным героем, у которого имя было как-то связанно с бабочкой. О, до сих пор помню, представляешь? А для меня литература — это огромная часть моей жизни, моего мира, и с ним мне этого безумно не хватало. Кстати, это одна из причин, по которой все развалилось, ну или по-крайней мере, по которой, начало разваливаться. И я вовсе не хочу повторения, понимаешь? В отношениях мне это нужно, а если мы такие разные, то мне придется это искать на стороне…Звучит, правда, как гулять на стороне. Но вот кому-то секса не хватает, а кому-то разговоров о книгах. Да и не только в книгах дело, я хочу быть уверена, что со мной человек, который не только понимает, что мне нужно, по-настоящему, но и как бы может вести меня за собой, учить чему-то, и чтобы мы по духу были близки. Понимаешь, что я имею в виду? В общем, разговоры с кем-то другим ни к чему хорошему это не приводит. Я же не говорю о том, что мы обязательно должны увлекаться одним и тем же, и быть одинаковыми. Но понимать, что важно друг для друга, мне кажется, мы обязаны, иначе отношения будут постельно-домашними, ни о чем. Я уж лучше одна буду, чем так. Большинство ведь так живут. — она возбужденно взмахнула руками, высказывая, наконец, что у нее накипело на сердце. — я вообще смотрю на людей и не понимаю, для чего живут восемьдесят, а то и даже девяносто процентов. Каждый божий день одно и то же. Ужины, кастрюли, гараж, пиво, работа и все. Для чего? Для детей? Прости, но я не хочу так… Лучше найди себе греческую домохозяйку…
— Я понимаю. Но попробуй и ты меня понять. Я люблю тебя. Я даже не боюсь говорить тебе это, зная, что ты меня не любишь. Я всегда был самым гордым, а с тобой?! С тобой я слаб. Я как слепой. Мой друг, даже мой лучший друг сказал, что ты не серьезная. Как это по-английски? Не стабильная. Не логичная. Я даже про корабль не говорю, я пытался понять, что на корабле все другие, хорошо. Я даже на это согласен! Я люблю тебя. Такая, какая ты есть.
Пламя свечи осветило на миг его лицо и дрогнуло так, словно он собирался заплакать. Ничего такого не произошло, но словно по иронии судьбы, именно об этом он и заговорил в следующий миг:
— Я не плакал с четырнадцати лет, понимаешь. Последний человек, который видел меня плачущим, была моя мать. Это было шестнадцать лет назад. Шестнадцать, понимаешь? И ты, а не кто-нибудь, заставила меня снова вспомнить, что это такое. Смейся. Я слаб. Я у твоих ног.
Алина не смеялась, но не могла сдержать улыбки горькой нежности. Как же сильно он ее любил. И все же, ей все время казалось, что он любит не ее, а какую-то картинку, которую он сам себе придумал. Но Боже, насколько бы мир стал проще, если б она просто потянулась сейчас и поцеловала его. Этот мужчина отдавал себя ей на растерзание и ни секунды не сожалел об этом.
— Если б несколько лет назад кто-нибудь сказал мне, что так будет, я бы рассмеялся ему в лицо. Может это мое наказание. Кто знает? Наказание за Ванессу, она сказала на прощание — когда-нибудь ты поймешь. — грек сжал губы и безнадежно покачал головой. — вот и понял.
— Йорго…
— Что Йорго? Мне тридцать лет, малышка. Ты просишь у меня время, и не чувствуешь, что у меня внутри все горит, что ты делаешь? Я взрослый состоявшийся мужчина, а люблю пигалицу, которая сама понять не может, что хочет. Ты просто подумай, мне какого? Ты думаешь, что ты центр вселенной?
Девушка отдернула протянутую руку, и это не укрылось от его взгляда. Злые огоньки засветились у нее в глазах.
— Так что же ты во мне любишь? Что? Куклу Барби? Каждый раз, когда я тебя слушаю, я чувствую себя монстром. — бросила она ему, вставая, а про себя подумала, — так может, так оно и есть? — я развратная, я эгоистка, я думаю, что я центр вселенной, я холодная, к тому же. Так что же, черт возьми, ты во мне любишь? Знаешь, что странно, я ведь всегда судила людей по поступкам, а не по словам, ты столько делаешь для меня, что я чувствую, что ты действительно любишь меня, но когда ты открываешь рот, то будто змея, постоянно пытаешься меня ужалить, сделать больно.
— Сядь и не кричи, не забывай где мы, и кто я.
Алину от этих слов аж затрясло, но все же она села на место, еле сдерживая льющийся наружу гнев.