Как то в начале их романа, они оказались в поезде, кажется, ехали в Пикарди к его кузену, или быть может в Бельгию в папе, и собираясь проникнуть в туалет, чтобы слегка побаловаться, он со смехом рассказал, что как-то с приятелем напившись, они поменялись партнершами. Алину тогда это повергло в шок.
— Ты и меня так когда-нибудь поменяешь? — с отвращением поинтересовалась она у явно довольного своим таким по-мужски знаменательным приключением.
Одного взгляда на лицо подруги ему оказалось достаточно, и он тут же сменил тактику, но время было упущено. Жутко разобидевшись, Алина вернулась на свое кресло, и остаток пути у Дамиана ушло на то, чтобы уверить ее в своих чувствах и загладить прошлую вину, которая для него самого таковой и не являлась. Никто, конечно, не идеал, но кое-кто был таковым явно в меньшей степени…
Алина потянулась и сжала виски руками. Устала, как же она устала за сегодняшний день. Целый день, отвлекаясь только на срочные звонки, она сначала отбирала, а потом рассылала резюме во все найденные ею агентства. То, что контракт уже был у нее на руках, делало Алину неимоверно счастливой, но все же это было не то, что ей нужно, и девушка по своему обыкновению решила довести дело до конца. Корабль, на котором она нашла работу продавцом, почти три месяца ходил по Европе, перед тем, как оказаться в Майями, где и была для Алины цель этого путешествия. Если рассказывать обо всем по порядку, то она просто снова решила сбежать. Непонятно от кого и непонятно куда, но оставаться в России она больше не могла, хоть и прошло то всего четыре месяца с того момента, как Рыжий забрал ее и Урикана из заваленного снегом аэропорта.
Прилетела она, полная благих намерений и начинаний, наконец, устроить свою жизнь там, где родилась, завести с Сашкой детей, отремонтировать квартиру и зажить нормально, что значило в ее понимании — как все люди. Сейчас Алина уже и не помнила, на каком моменте нормальное перестало быть нормальным, если вообще такое понятие можно было применить к человеку, который, мягко скажем, в общепринятые рамки не вписывался. Не помнила она и того, когда пришла к выводу, что муж все еще занимает в ее сердце свое законное место, несмотря на все старания ее и Рыжего, и того, когда подала документы на новую работу в США на круизном лайнере. Только одна дата вызывала у молодых людей шквал переживаний и впечаталась в память — восьмое августа, тот день, на который был назначен отъезд, или, если уж быть точным, отплытие, так как корабль, на который ее посылали работать уходил из ее родного Санкт-Петербурга. И эмоции у них были по этому поводу прямо скажем противоположенные, у одной ликование, с изрядной толикой сомнений, у другого — безысходность и боль.
Теперь знак вопроса в их отношениях стал еще больше. Дата расставания неумолимо приближалась, а они так и продолжали жить вместе, не зная, станет ли этот день конечным и в их истории тоже или нет. Ясно было и то, что разлука на как минимум шесть месяцев ни одним отношениям еще не помогал, как и то, что корабль будет стоять во Флориде, где жил, так сказать, супруг или почти еще. Для Сашки казалось невозможным ни снова потерять ее как тогда, когда она еще только уезжала во Францию, ни удержать. Превыше всего для него было ее счастье, а в России, похоже, счастлива она быть не могла. Или дело тут было не в стране? Так или иначе, сегодня она ехала к Рыжему на дачу после долгого и душного рабочего дня в офисе в попытках найти корабль, который шел бы в Америку сейчас, а не через полгода, ибо ждать так долго девушка была не в состоянии.
Явление русской дачи было непонятно ни одному иностранцу. Иметь дома загородом, часто даже не берегу озера, а просто ездить на участки косить траву, делать шашлык, или как они называли это, барбекю и пить водку? Выращивать странные крохотные замерзшие огурцы, закрывая парники на ночь и удобряя все это дело, сами знаете чем? Стонать от боли в пояснице, перекопав поле с картошкой и все это ради нескольких килограммов, которые можно за копейки купить в магазине или на рынке? Как объяснить, что свое вкуснее? А уж баня, посещение которая, неважно своя или соседская, с квасом или пивом, обязательно с вениками любому иностранному подданному показалась бы камерой пыток особенно, когда видишь распаренных до малинового цвета людей с выпученными глазами сигающих в снег или пруд. Нет, такое удовольствие было рассчитано только на русских, подумала Алина и заулыбалась про себя при мысли о сегодняшней парилке. Ничего они не понимают в паре!
Голова казалось квадратной, в электричке было уже не так жарко, ветерок, врываясь в раскрытые окна, овевал лица немногочисленных пассажиров, занятых своим делом. Некоторые читали газеты, разгадывали кроссворды, смотрели в окно, молодежь слушала музыку, льющуюся через черные провода телефонов и мптришек. Публика в электричке выглядела по-разному, кто-то уже был одет по-дачному: в рваные шорты, кепки козырьком назад и полинявшие футболки, из-под которых торчали лямки купальников, а кто-то еще ехал с работы и обмахивался газетами, задыхаясь в черных брюках и кожаных туфлях.
Ее внимание привлекла девушка, сидящая через сиденье. Она единственная выглядела по-настоящему красиво, одетая неброско и удобно. На ней были короткие спортивные шорты в серо-белую клетку, удобная однотонная серая майка в обтяжку без всяких там вычурных блесток и дурацких фальшивых брендов, короткие белые носочки, оттеняющие, кто бы мог подумать, здоровый золотистый загар ног и простые кеды.
Алина долго изучала ее и искренне любовалась, отдыхая взглядом. Частенько ей было обидно и противно видеть, как одеваются русские женщины. Кричащие цвета и лакированные туфли, отваливающиеся куски черной туши и расплывающаяся помада, вычурные шелковые платья на бретельках, которые темнели от пота в такую жару, а уж умением ходить на каблуках, так вообще, мало кто отличался.
В том, что Россия всегда ориентировалась на Европу, а особенно на Францию. Как и во всем, Алина видела в этом и положительные и отрицательные стороны. Сейчас русские девушки пытались вовсю походить на западных моделей. Они старались следить за собой, ходить в солярий и на маникюр и приобщаться к фитнессу. Но так же часто Алина с презрением разглядывала криво наращенные ногти, желтую от неправильного загара кожу, обувь, которую в Париже продавали б только на Пигаль, и джинсовые мини-юбки на целлюлитных ляжках.
Конечно, она продолжала считать, что именно в России живут самые красивые девушки, но именно девушки, ибо выйдя замуж, они настолько запускали себя, что ее вовсе не удивлял тот факт, что столько мужей изменяют своим женам. Хотя стоило посмотреть на этих самых мужчин. Чтоб далеко не ходить, она решила подсчитать, сколько мужчин, перешагнувших тридцатилетний порог, с нормальной фигурой она увидит сегодня на пляже. Не спортивной, с накачанным прессом, а просто нормальной, — уточнила девушка для себя, на всякий случай. Не стоило требовать невозможного, но, пожалуй, результат привел в шок и саму исследовательницу. Ни одного. Может, она просто не туда смотрела?
Мужики на Лемболовском озере все, как один, обязательным атрибутом имели золотую или серебряную цепь на шее, пивной живот, гордо нависавший над плавками, ребенка в одной руке и бутылку пива в другой, которая иногда заменялась сигаретой. Такая картина не то, что не радовала, но подтверждала ее невеселые мысли.
— А ты считаешь Америку здоровой нацией? — ядовито поинтересовался Рыжий, когда она поделилась с ним своими выводами.
— А что, надо всегда ориентироваться на худшее? Мол, мы еще ничего, а вот те вот да, они, конечно, совсем ужас. Так что — ли?
— Тут вон дамы, похоже, пришли к таким же выводам.
— Почему? — живо заинтересовалась она
— Местные ребята плавали по соседству. Думаю, можешь себе представить —, сморкались, окурки в воду, да и в выражениях не особо стеснялись, на что было высказано, что с собаками купаться приятней…
Алина скептически кивнула. ЧТД — что и требовалось доказать… И все же глядя на семейные идиллия, на голых карапузов в кепочках, на рыжую малышку в розовом купальнике, восторженно верещавшую неподалеку, на этих самых пузатых пап с колясками, в душу закрадывалось сомнение. Вот народить парочку, а то и тройку детишек, возить их летом на дачу, а осенью в детский садик. И готовить обед мужу, который будет ходить по квартире в семейных трусах с банкой в руке, и не думать ни о мотоцикле на авторуте, ни о глазах цвета морской волны, ни о том, чтобы плыть через океан, за мечтой, за …
Девушка вздохнула. Размышлять об этом было абсолютно бесполезно, она знала слишком хорошо, что от такой жизни она сбежит еще быстрее, чем из Парижа. Собака потрясла ухом, не открывая глаз, и недовольно обернулась на хозяйку. Мол, чего дуешь, спать мешаешь? Алина улыбнулась: