И поэтому и я буду воевать до конца. Хотя лучше тебя, пожалуй, понимаю, к чему приведет война. Но здесь такой дух. Ты не чувствуешь его, потому что не жил здесь. Те, кто жили здесь знают, что такое дух Чечни. Не усмехайся, Петр. В каждом месте свой дух. В Афгане тоже был свой дух, но там иной, совсем иной.
И если вы, Петя, завтра вырежете всех нас подчистую, проткнете нам животы и подвесите горячие трупы на акациях, вы не уничтожите дух! Я отвечаю за слова, клянусь! Если вы заселите эту землю чистыми, очень чистыми русскими, только где вы их возьмете, чистых по крови русских, но если заселите, то и они через полвека возьмут в руки оружие и восстанут против вас! Дух не умрет, он придаст им смелость, они воспарят душой, горы подарят им мужество, они восстанут, верь мне, Петя!
- Чушь!..
- Мы не против вас воюем, Петя, мы против кошмарной власти московской воюем. Против той власти, которая вас - великий народ - угнетает не меньше, чем нас, даже больше. Она превращает вас в тупиц, алкоголиков, бездельников. Вы ходите под ее железной пятой и внутренне содрогаетесь от своего собственного бессилья противостоять ей. Мы вымрем. Но вы останетесь. Останетесь с властью, что плюет на всех с высокой горки. Она отнимает у вас детей, землю, жизни, отнимает, ничего не давая взамен. Она прикармливает немногих, а остальных бросает. Так было тысячи лет. Ваша власть жгла ваши города, казнила свой народ, била плетьми...
- Хватит, хватит, - закричал Смоковницын, - Все не так! Я люблю свою страну. Я дерусь за нее. Вы, вы коня белого Гитлеру выводили... За это и выселили!
- Хорошо. Хохлы вообще за немцев воевали. И прибалты. Так что же, бросьте на них атомную бомбу. Бросьте. Зачем не бросаете?
- Ты - сумасшедший, Умар, мы бились вместе в Афгане, почему ты стал таким?
- Я еще бился в Абхазии. Потому что грузины не хотели свободы абхазов, я за их свободу бился. Почему же Москва оккупировала Абхазию? Поддерживает Ардзинбу. Раскалывает Грузию, зачем? Я бился, потому что верил, что в новом государстве все будут свободны. Убедился - нет.
- Болван! - вскочил Смоковницын, - дурень неотесанный! Ты хоть понимаешь, что о вас скажут через несколько лет? Кучке идиотов не понравился Кремль, и они решили изменить политический строй в стране. Да тебя лечить надо!
- Не надо. Что напишут я знаю. Напишут, что с ростом национального самосознания разрозненные в силу местного уклада и этнических особенностей чеченские тейпы добивались от федерального центра независимости республики. Клановый раскол не позволил объединить силы всей нации в борьбе за освобождение народа, поэтому война на Кавказе то прекращалась, то вновь вспыхивала...
- Цитируешь историю девятнадцатого века, не стоит.
- Вовсе нет, очень много похожего. Так вот, дальше. В среде чеченцев к началу двадцать первого столетия образовалась группа радикально настроенных тейпов, которые не смогли отказаться от военного пути. Вместе с тем сформировались умеренные силы, которые пошли на соглашения с Москвой, выигрывая тем самым и время на передышку, и финансовую подпитку от политических вельмож России, которые готовы платить деньги, лишь бы урезонить непокорную Чечню. Империи необходимо было продемонстрировать всему миру, что конфликт на Кавказе разрешен.
- Это все?
- Почти.
- Что еще?
- Там, в Кандагаре...- Бульдозер шумно затянулся - мы пели с тобой Высоцкого, помнишь? Ты хорошо играл на гитаре. Сейчас играешь?
Смоковницын помотал головой - нет.
- Мы пели Высоцкого "Ведь это наши горы, они помогут нам!" Мы пели, снова глубоко затянулся и попутно махнул стаканчик теплой водки, - пели и ошибались.
А сейчас я пою и не ошибаюсь. Не ошибаюсь, Петенька, они помогут нам, рано или поздно помогут. Тогда мы весело пели и ошибались, а сейчас я грустно пою и не ошибаюсь. В этих горах потому что, я отвечаю, ни одна собака меня не тронет, ни одна! Ни один шакал, слышишь, Петя, ни один шакал не вопьется мне в горло!
А в твоей великой родине, в твоей Москве тебя зарежут настоящие бандиты не за понюшку, как вы говорите, табака. Зарежут, друг, зарежут. И никто не найдет тех, кто это сделал. А я сижу с тобой и знаю, что происходит во всех местах Чечни. Я все знаю, кто что делает, кто что может сделать. Это так.
- Умар, посмотри на себя, посмотри на своих людей. Вы - звери. Вас загнали в угол, вы злы, бестолковы, у вас навязчивая дурацкая идея, которой вы бездумно служите. Есть другой мир - большой, цветной мир, а вы лишаете себя и своих детей возможности спокойно жить в этом мире и радоваться жизни. Вы живете в горах, как... - Смоковницын не мог быстро найти сравнения - как снежные люди, как вурдалаки горные, грызете землю, пьете мочу, о какой победе ты говоришь, о какой?
Твои земляки отвернулись от тебя, тебе шлют деньги арабские толстосумы, которые давно на тебя плюнули, ты давно для них - игрушка, надоевшая игрушка. Тебя продали и перепродали не один раз...
- Ты прав, да ты прав... - Бульдозер глядел на зеленую Луну, Смоковницын отметил поразительное его сходство с волком. Даже мурашки пробежались по позвоночнику.
- Мне нечего тебе возразить, Петя. Мне дают денег. Но я никому не служу. Мне все равно, кто дает денег за то, что я воюю. Но если денег не будет, я все равно буду воевать. Потому что я дерусь за себя. За себя, как те душманы.
Ты бьешься за жирного чиновника, что тащит деньги у ваших капиталистов, ему нужно, чтобы здесь была его власть. Ему - не тебе. Ты за него бьешься. Его дети учатся в Германии и будут жить в Европах, а твои - в средней школе, где нет половины уроков, потому что от безденежья преподаватели разбежались.
Что бы получить боевые ты будешь судиться долго-долго с родным государством, а мне доллары сюда привозят. Ты на прием к мелкому кремлевскому чиновнику будешь всю жизнь в очереди стоять, а я к Дудаеву заходил, когда надо, спрашивал его - "Ты что делаешь, а?"
- А потом с ним и разодрались!
- Разодрались, да. Но это трудности государственного строительства. Вы - то чего полезли. Мы его ставили, мы же его бы и сняли - наше дело. А вы полезли. Теперь вот русские офицеры ненавидят нас, а мы ненавидим их. Кому это надо. Надо было дружить. А теперь мы - враги. Враги, потому что остаемся рабами, дружить могут свободные люди. Тебе, Петя, деньги нужны?
- Что?
Бульдозер вытащил смятую пачку долларов.
- Деньги тебе нужны?
- Купить меня что ли хочешь? С ума сошел действительно, чтобы я у террориста деньги брал!
- Брось! Кому мне еще давать? У меня все есть. Дом здесь, дом в Турции. Машины, то - это, все есть. Этим давать, - он кивнул в сторону своих подчиненных, - им много нельзя давать, пропьют, прокурят. А тебя, кроме оклада нет ничего, скажешь - нашел. Тут много на дорогах купюр разных валяется. Держи, держи!
Бульдозер упрямо совал Смоковницыну деньги. Тот отстранялся. Веня, который невдалеке прижух за кустами, чуть язык не заглотил. Пачка была объемистой, плотной. "Тыщ десять баксов, думал Веня, тыщ десять, можь двадцать, но не меньше десяти, это уж точно!"
Смоковницын возмущенно махнул рукой - пачка рассыпалась, бумажки завертелись в воздухе, полетели в пропасть. Веня еле удержался, чтоб не сорваться со своего поста. Только замычал в кулак.
- Я говорю, - продолжал как ни в чем не бывало Бульдозер, - здесь много денег по дорогам валяется. Надо уметь находить их... Я думаю скоро у вас в России и свои Басаевы появятся...
- Как это, - усмехнулся Петр.
Но собеседник не успел ответить. Зазвенели камни в ущелье, загудел воздух. Истошный крик перечеркнул весь жизненный опыт обоих.
Он пронесся и затих.
Смоковницын решил, что оглох. Но следом за первым зарокотал другой - не крик человечий, не вой, не рык звериный даже, а омерзительный, как будто перепонки лезвие режет - свист.
Он притих, потом вновь развернулся во все ущелье, эхом разогнался до высей небесных. Смоковницын уже рад был оглохнуть, так невыносимо было беспредельное звучанье проклятой ноты. Он почувствовал, как в груди его сжался колючий ком, а свист, рокот все нарастал, звенел надсадно, будто тысяча дрелей разом стали сверлить камни в ущелье.