- Захватывает, увлекает... - бормотал директор ФСБ, - кто ж такое придумал? Не ты ли, мой скромный президент?
И он ткнул главу государства локтем под ребро. Тот ощерился.
Славно, славно! - продолжал директор, - одобряю! Придворный змей очень хорошо! Кто мы теперь против тебя? Так, мышки, крыски послушные...
Прямо оперетка какая-то, - шептал министр культуры, - злая такая оперетка!
Или опера!- грохнул рядом министр спорта, - как вы деятели культуры только их различаете...
По признакам, по признакам...
Ну что вы! - вписался в разговор министр науки, он услышал знакомое, операционная система дает при таких ошибках сумасшедшие сбои, похоже, что файлы потеряли часть кодировки, а значит, и вся операционка может рухнуть...
И он еще долго продолжал рассуждать о накоплении ошибок в программах и что бывает с программами, накопившими уйму ошибок. Выходили просто страшные вещи.
Бойцы, между тем, шарахнулись друг от друга в разные стороны. Дракон упорхнул к лобному месту и шестью языками стал активно зализывать легкую рану, Лярвин все-таки успел его царапнуть под крылом. Седьмая голова шумно дышала за всех, испускала то ли пар, то ли дым, слюна стекала с языка, пенилась, шипела, капала вниз, выжигая на мостовой белые пятна.
Тайм-аут был непродолжительным. Неистовый конь под Лярвиным заводил тяжелым крупом, подкинул раз-другой седока, словно выбирая удобное ему положение, снова лягнул с грохотом увесистым копытом по мостовой и рванулся к крылатому сопернику.
Фонет подлетел, но невысоко. Он устал и еле мотал крыльями. Тяжелое тело вдруг стало неподъемным и зрителям показалось даже, что дракон несколько распух. Белая плотная кожа его барабанно натянулась и стала позванивать, как перетянутый бурдюк с вином.
Но и рыцарь был не свеж. Лярвин, несмотря на всю порывистость свою и бескомпромисность, уже с трудом удерживал большое копье. Только конь цветом в ночь был неутомим.
Всадник подскакал к едва порхающему в воздухе и сплевывающему блеклое невеселое пламя дракону, замахнулся копьем, готовясь вонзить его точненько в открытое брюшко, но не справился с собственным весом. Конь крутанул, прячась от порыва пепельного пламени, Лярвин не удержался и сверзился вниз, копье глухо стуча древком покатилось по мостовой.
Фонет не стал зря церемониться и либеральничать. Вобщем поступил не по-джентельменски, а как раз наоборот. В один миг он произвел тот же фокус, что и с Софией Симон - сглотнул Лярвина. Опять свидетели могли наблюдать, как быстрый крупный комок проскользнул по горлу к раздутому брюху. Елена от неожиданности даже заплакать не решилась.
Дракон же, обалдев от победы, разулыбался всеми пастями, приземлился, устало разлегся, даже не обращая внимания на черного осиротевшего коня, который недовольно все пытался пнуть его сзади копытом.
- Цып -цып-цып, - манил довольное животное директор ФСБ. Но Фонет только широко и радостно улыбался.
И эта в семь оскалов улыбка, как смех известного Чеширского кота, вдруг осталась последней, среди всего, что рассмотреть уже было нельзя.
Не в секунду, не в миг, а в какой-то совершенно немыслимо короткий промежуток времени, все исчезло. Площадь, конь, здание ГУМа, мавзолей, Кремль, люди. Сноп белой-белой, неприлично белой краски вырвался из раздувшегося дракона - увальня и единым мазком закрасил картину.
Только милые улыбки еще подержались на светлом обновившемся фоне, покачались и то же исчезли.
P. S.
По местности, богато присыпанной беловато-серым пеплом, среди худых безлиственных кустарников, где торчали скелеты одиноких деревьев, да кое-где пробивались желтые побеги непонятных растений, колючих, цепких, осторожно продвигались приземистые коренастые существа. Они внешне хотя и напоминали людей, одетых в тяжелые неудобные космические скафандры, и хотя передвигались так же как и люди - на двух ногах, более всего они походили на выброшенных волною на песок речных раков, или даже глубоководных крабов.
Шли они медленно, тщательно проверяя перед собой длинными щупами территорию, некоторые начинали вдруг пятиться назад, кружить на одном месте, долго советовались меж собою, что-то подсчитывали на встроенных в скафандры вычислительных приборах, и неуверенно шагали дальше.
Процесс тянулся долго. Существа никуда не торопились и, по всей видимости, прямой их задачей было исследование местности, а не покорение ее и завоевание.
К ним поэтому быстро приспособились местные обитатели, которые время от времени прошмыгивали по экрану, нигде долго не задерживаясь. Они были плохо одеты, не пользовались никакой защитой, очевидно, совсем не боялись того, от чего скрыли свои тела неизвестные пришельцы.
Даже более, осторожность пришлецов забавляла аборигенов, они если и останавливались, то только для того, чтобы коротко хмыкнуть и заливисто рассмеяться над внешним видом странных существ. Надо отдать должное местным обитателям, они нисколько не пугались, не дрейфили незнакомцев, а наоборот, как месячные щенки игриво подбегали к неповоротливым фигурам и цепляли их за выступающие части костюмов. Особенно полюбились им блестящие антенны на устройствах, что находились за спинами неповоротливых гостей. Одному настырному аборигенчику даже удалось отвертеть симпатичную металлическую палочку, он отбежал с ней на приличное расстояние и хвастливо вертел ее в руках, демонстрируя трофей собратьям. Остальные издавали истошные вопли и дергали в отчаянии себя за волосы.
-Well! - говорил один из ракообразных кому-то далекому, - мы выполняем запланированные работы. График не нарушается. Варвары нам не мешают. Если не считать некоторые казусы. А в целом, сэр, зона биологической неустойчивости больше не представляет опасности. Мы считаем, что эволюция возьмет свое, развитие быстро пройдет по естественному пути. Хотя нам следует корректировать поведенческие устремления народца, некоторые наблюдения могут вызвать тревогу за его будущее. Они по-прежнему считают себя московитами, гордятся тем, что сбросили власть неких ордов, выбрали себе правителя, которого называют Zar Hospodar. Ставят они его весьма высоко, упоминают его имя с величайшим почтением, боятся весьма сильно, больше чем бога. С людьми их большой шеф не церемонится. Среди обычных наказаний - битье кнутом по голой спине и взрезывание ноздрей. Простолюдины не занимаются никакими промыслами, отчасти от того, что земля больно истерзана, а отчасти из-за чрезвычайных притеснений, которые оказывает шеф - Hospodar. Мы видели многие деревни и города, в полмили или в милю -две длиной, совершенно пустые народ разбежался по другим местам от дурного с ним обращения и насилий. Собственности у них нет. Если кому и удается скопить что-то на продажу, то он старается скрыть ее, иногда даже зарывая в землю. Страх доходит до того, что они порой падают замертво, обнаружив, что кто-нибудь проведал об их состоянии. Я нередко видел, что раскладывая передо мной нехитрый товар свой, они все оглядывались и косились на двери, боясь, что зайдет кто-нибудь из своих, кто донесет о сделке Hospodar. Well, от этого они по-прежнему, хотя и способны ко всякому труду, предаются лени и пьянству, не заботясь ни о чем, кроме дневного пропитания. Проявления личностной свободы их пугает. Они по-прежнему легко захватывают окружающее пространство, которого, к счастью, осталось не так много - большинство территорий расчищено и занято цивилизованными нациями, - а в отношении к инородцам, а в особенности, к тем, кто культурно выше их, тем более, ведут себя снисходительно, будто иностранцы ни чета им, и в подметки не годятся. Наша мирная экспансия пока не вызывает у них особой озабоченности. Относятся они к нам как к забавным игрушкам, их все радует, так пусть оно так и будет, ни на чем другом мы и не настаиваем...