Любую расу можно уничтожить. Найти гнездо и вырвать корень проблемы.
Что останется от Заграйта, если вырвать с корнем Совет?
Сколько систем сгинут в неизвестности, когда единственный объединявший их узел поглотит хаос?
Рано или поздно «гнездо» камкери найдут и уничтожат, ведь безумие однажды должно подвести, сбить их с пути и привести к краху.
Куда сложнее сражаться с врагом, что остается в тени: незримый и безмолвный. С тенью, которая дает указания, открывает пути и поддерживает жажду уничтожать.
Что можно пообещать безумному народу в обмен на его помощь?
Власть? Исцеление? Новый дом?
Всю галактику? Или, возможно, неприкосновенность?
Или, может быть, и не было никаких обещаний. Неведомый враг и стал причиной, по которой великий народ исследователей превратился в свору бешеных падальщиков, готовых рвать на куски звезды и осквернять целые системы.
И как давно это чудовище — или чудовища — ждал?
Сколько он готовился к тому, чтобы начать кровавую жатву ради пропитания?
Кулганец еще что-то говорит, но я почти не различаю слова. Клубок вопросов нарастает, как снежный ком, я нуждаюсь в дополнительных объяснениях, в целостной картине.
Только одна мысль крутится и крутится, повторяется из раза в раз и не дает покоя. И если я сейчас же ее не озвучу, то сойду с ума.
— Фэд? — магистр смотрит на меня с раздражением, и я искренне жалею, что не могу передать ему свои подозрения мысленно, не подбирать слов, чтобы все объяснить. — Заказ ведь пришел от кого-то из Совета? Зачем кому-то там нужен универсальный ключ, который камкери так хотят найти?
Фэд хмурится, отчего карие глаза почти чернеют, превращаясь в остывшие угли, и я понимаю, что его одолевают точно такие же вопросы, как и меня. И все в этой комнате думают об одном и том же.
Даже Бардо выглядел удивительно собранным и мрачным. Готовым к худшему.
— Приказ приходит через Посредника, — медленно отвечает магистр, — гильдия никогда не имеет дело напрямую с Советом. Этот закон такой же древний, как и я сам, — мужчина кисло усмехается и кладет руки на стол. Пальцы пробегают по резной поверхности, вычерчивают хаотичные зигзаги.
Он о чем-то крепко думает, но мыслями делиться не торопится.
Напротив нетерпеливо ерзает Флоренс и только открывает рот, чтобы заговорить, как магистр поднимает руку и приказывает молчать.
— Зачем? — он перекатывает вопрос на языке, как лакомство. — У меня есть два предположения. Благородное и не очень? Какое озвучить первым?
— Давай начнем с плохих новостей, — Герант смотрит на мужчину исподлобья, с вызовом.
Ладонь двоедушника оглаживает сложенный дробовик, будто он ожидает нападения. Я вижу, как нервно бьется жилка на крепкой шее, как едва заметные капельки пота поблескивают на висках.
Он думает, что все случившееся — дело рук Фэда?
Но я не чувствую в нем лжи. Дозорных таким вещам обучают, Север всегда выступал за подобную подготовку. Скорее уж Фэд просто перережет горло врагу, чем будет играть в игры.
Но магистр слишком крепко связан с Советом. Любые подозрения имеют место быть.
Он улавливает настроение двоедушника безупречно, отступает на шаг назад и касается клинка. Такого же черного, как и его глаза.
— Я тебе не враг, — цедит сквозь стиснутые зубы, — не пытайся откусить кусок, который не в силах проглотить, вольный.
— Это твое решение лететь на Кулган, — говорит Бардо, — хоть ты и спас нас на Гулан-Дэ, откуда нам знать, что ты сам не замешан в делах Совета?
— Потому что если бы я хотел вас прикончить и забрать Ключ, то сразу бы отправился на Заграйт, а не прилетел сюда слушать древние сказочки о Пожирателях!
— Ты посылаешь нас в задницу галактики, а потом являешься весь такой в белом, спаситель хренов, чтобы лично контролировать ситуацию? Что, шлюхи на Заграйте закончились, что ты решил подышать свежим воздухом лично?
— Для меня большая часть спасать ваши бесполезные жопы.
— Магистр не бросает своих людей! — Флоренс внезапно вскакивает со своего места и вся ее хрупкость и смущение осыпаются на пол призрачной пылью. На нас смотрит уже не зашуганная девчонка, а разъяренная тигрица. Черные волосы змеями струятся по спине, а губы кривятся от злости и негодования. — Если ты не забыл, пилот, то правила гильдии требуют личного присутствия магистра в случае чрезвычайно ситуации!
— Хватит! — опускаю кулак на стол с таким грохотом, что все замолкают. — Мы прилетели сюда за знаниями, а не ради грызни. У нас нет времени на споры!
Фэд глубоко вдыхает и демонстративно отводит руку от оружия.
— «Хорошая» версия, что Совет Заграйта готовится к эвакуации. На планете есть транспортные врата Пожирателей. С универсальным Ключом открыть их не составит труда. И кулганцы могут нам в этом помочь. Я ведь прав?
Гриб раскачивается из стороны в сторону и одобрительно гудит.
— «Плохая» же версия в том, что…
Магистр сжимает пальцами переносицу и ведет рукой по волосам. На короткое мгновение из-под маски абсолютной уверенности проступает совершенно другое лицо.
Уставшее, бледное, отмеченное печатью тысячи горестей.
Мне не нужно ничего слышать, я знаю, что он не верит в «хороший» исход. Для этого существует миллион причин, о которых никто из нас никогда не узнает.
— Кто-то из Совета или вся эта дружная шайка повязаны с камкери и хотят передать Ключ им.
Из горла Бардо вырывается нервный смешок.
— Это же безумие! Ты себя слышишь?
— Я прекрасно себя слышу! — Фэд складывает ладони вместе, будто в молитве, и прикрывает глаза. — Давайте на секунду представим, что так и есть. Я даже допускаю мысль, что это может быть кто-то один. Я могу предположить, что этот человек безумен или даже, каким-то невероятным образом, заменен камкери.
— Фантастика, — бормочет Герант. — Заменен? Двойником? Насколько я знаю, каждый член Совета проходит медицинское обследование каждые три месяца. Чай там не молодые дядьки заседают — нужен уход и поддержка. Думаешь, что никто бы не заметил?
— Подкуп, — Фэд принялся загибать пальцы. — Шантаж. Убийство. Я сам этим занимался, Герант. «Палач», да? Кулганец очень верно вспомнил, как меня когда-то называли.
— Хорошо. Допустим, что эта невероятная теория — правда. Камкери принялись хозяйничать на окраинах галактики сколько? Лет восемьдесят назад? Поняли, что дело идет слишком медленно, незримый хозяин подгоняет, а толку — ноль. И решили внедрить в Совет своего «человека», чтобы ускорить процесс? И ни одна живая душа ничего не заподозрила?
— Никто в этой комнате не имеет дел с внутренней кухней Совета. Откуда ты знаешь, сколько убийств бело совершено «внутри» системы за последний год? Или хотя бы месяц?
— Это все белыми нитками шито, — отмахивается Герант, — никаких доказательств!
— Можем поспорить, что все сказанное — не моя больная фантазия.
— Хорошо, — я откидываюсь на спинку стула и не отвожу от магистра пристального взгляда. — Если все это правда, что ты предлагаешь?
— Кулганцы смогут заглушить Ключ. Чтобы он не…«пел». Так?
— Верно, — отвечает гриб. — Никто не сможет услышать его.
Фэд начинает расхаживать из угла в угол комнаты, отчего та кажется еще теснее.
— Хорошо! Вернемся на Заграйт. Сообщим Посреднику, что задание провалилось. Камкери не используют подпространство, но перехватить координаты прыжка, если знать как — не такая уж и сложная задача. Они узнают, куда мы отправились. Если хоть кто-то в Совете с ними связан…
— Предлагаешь изображать наживку?
— Есть другой план, как вытащить тварь на свет?
— Если эта тварь вообще существует, — парирую я.
Фэд только собирается открыть рот, чтобы продолжить спор, как в комнату вплывает еще один кулганец. Он что-то бормочет и булькает — ничего не разобрать.
Они оба смотрят на нас своими черными глазками, и я с трудом сглатываю кислую слюну.
Что-то случилось…
— Корабль Совета просит разрешения на посадку.
— Как интересно, — тянет Фэд. — Откуда же они могли узнать?
Фэд
Пульсация в висках не стихает ни на секунду. Я чувствую себя переполненной раскаленным сцилом бочкой, что может взорваться от любого неосторожного движения, и шум транспортной платформы только усиливает постукивание в черепе. Вокруг царит невыносимая духота, и едкий сладковатый цветочный запах врывается в ноздри.
Енот прячется в моем нутре и взволнованно вертит головой. Не выносит этот комок шерсти темноту и громкие звуки — сразу поджимает короткий хвост и прячется. Хрен с ним, потерпит. Не до него сейчас, совершенно.
Перебираю в голове имена членов Совета, прокручиваю мысленно их образы, верчу так и эдак, выуживаю из памяти самые гадкие, непристойные и темные куски биографии этого сборища властных стариков. Я помню все, что когда-либо увидел и услышал — о чем частенько жалею — но отец не перестает восхищаться модификацией памяти, что я пережил в восемь лет.
Кто мог пасть жертвой камкери?
Лорзэ? Старый лис всегда отличался богатой фантазией и обширными связями. В последнее время его в Совете не видно и не слышно: ушел в тень и оттуда дергает за ниточки, что на него непохоже. Лорзэ получает истинное наслаждение, наблюдая за грызней в Совете.
Исправно проходит обследования, в свои сто тридцать четыре года еще способен на подвиги.
Но Лорзэ — романтик. В душе он — отчаянный пират и путешественник. Старик скорее встретит смерть с клинком в руке, чем прячась среди звезд, как последняя крыса.
Альдегир?
От одного только воспоминания передергивает. Отбитый наглухо маньяк, что исправно заведует Пыточной вот уже тридцать лет. Дознаватель до мозга костей. Его лучшие друзья — скальпель, щипцы и раскаленный сцил. Альдегир, нарушая все правила, не пользуется услугами Посредника. Это ниже его достоинства.