Выбрать главу

Я думала только об облегчении боли для родного человека, работала, училась, выживала.

И вот теперь я совсем одна. Господи, да у меня даже парня нет! Из знакомых только Веник!

Веник!

Я бросаюсь к телефону, но трубку так и не снимаю.

Он не поможет.

Сын интеллигентнейших родителей, умный и спокойный, Веник всегда был не от мира сего немного, как и многие гении. И перебивался случайными заработками. Как и многие никому сейчас не нужные гении. Я не сомневаюсь, что он решит помочь.

И, возможно, приедет сюда, ко не, чтоб завтра встретить этих людей.

И я прекрасно знаю, чем такая встреча закончится.

Нет, подставлять Веника я не могу.

Но что же делать? Что?

Из головы не выходит Олег.

Это ведь он!

Внезапное озарение отдает еще большим холодом.

Конечно, он!

Он, наверно, с ними заодно! Разведчик! Выведал, где живу, что совсем одна, и прислал этих…

На душе, кроме страха, становится невероятно противно.

Я вспоминаю его взгляд, такой тяжелый, такой пугающий… Такой внимательный. Как он смотрел на меня сегодня на кладбище… И потом, в машине. Как я обманывалась! Какая я дура!

Эти мысли не добавляют ясности в сознание, и, сделав еще несколько бесцельных кругов, я валюсь без сил обратно на диванчик. Он ужасно неудобный, кожаный, с высокой массивной спинкой с полочкой наверху и жесткими деревянными, тоже обитыми кожей подлокотниками. Но я к нему так привыкла. Я столько ночей на нем провела, когда бабушка болела.

И теперь меня моментально морит. Сказывается усталость за смену, недосып, нервы.

Я решаю, что утром просто не открою дверь этим мерзавцам. А, если будут ломиться, сразу вызову милицию. Должны же они среагировать? А еще я решаю позвонить на станцию и попросить, чтоб за мной заехал водитель на машине скорой. И вообще, вполне можно договориться, чтоб какое-то время меня привозили и увозили… Я думаю о том, что коллеги вполне могут меня поддержать, если все рассказать. И, таким образом, удастся оттянуть время немного. А потом… Ну, мало ли, что потом может произойти? Может, все же милиция… Должна же быть на них какая-то управа?

С этими мыслями я засыпаю.

Только для того, чтоб утром опять проснуться от резкого дверного звонка.

7. Примерно двадцать лет назад

Резкий звонок будит, опять теряю понимание, сплю я или уже нет, подпрыгиваю. Вчерашнее вечернее происшествие кажется теперь сном. Кошмаром. Словно насмотрелась, скажем, «Человек и закон» или Доренко перед сном… Опять звонят.

Вздрагиваю, сердце бьется заполошно.

Тихонько, на цыпочках, подкрадываюсь к двери, смотрю в глазок. И каменею.

Они. Двое. Те, что приходили.

В ужасе закрываю рот ладонью, чтоб ни звука, ни всхлипа. Замираю, боясь пошевелиться. Паркет старый и скрипит. И дверь не сказать, чтоб надежная. Обычная деревянная.

Сюда добралась беззвучно, а вот что теперь делать? Они просто так не уйдут же… Или уйдут?

Но следующий длительный звонок и потом стук в дверь лишают меня иллюзий.

Не уйдут.

— Эй, коза, открывай давай! — голос высокого. Грубый и веселый.

Им весело. Они развлекаются. Они наверняка знают, что я здесь, затаилась, как мышка, под дверью, и потешаются надо мной.

Твари! Какие твари!

Я сухо сглатываю, стараюсь не шевелиться. И опять вздрагиваю, потому что в дверь стучат. И, похоже, все, что было до этого, просто мягкая разминка.

Потому что дверь реально трясется. Так, что на меня от косяков штукатурка сыплется.

Я, уже не скрываясь, бегу к телефону, чтоб набрать милицию.

Дверь еще какое-то время продержится. Может, успеют раньше приехать?

Но пробиться через длинные гудки нереально.

Я с остервенением сбрасываю, набираю опять, слыша, как все сильнее долбят эти твари в дверь. Как кричат. Ругаются.

И, хоть не верю в Бога, молюсь, чтоб кто-то из соседей вызвал милицию. Чтоб кому-то это удалось.

Меня переполняет ужас. Такой ужас!

Так страшно, наверно, никогда не было. И даже проскальзывает малодушная мысль, открыть дверь. И договориться. Взять деньги… Но мысль именно что проскальзывает и тут же изгоняется. И здесь дело даже не в том, что я такая смелая. Нет. Просто отчетливо понимаю, что поезд ушел. Никто не будет со мной теперь разговаривать. Никто не будет платить. Зачем? Если можно просто забрать? И то, что я открою дверь, смирюсь, не поможет. Ничего не изменит.