Амадей резко вскочил на ноги и отпрянул от меня на пару шагов. Выражение его лица стало странным, растерянным, не верящим.
- Что, тоже неприятно, когда называют 'милым'? - с усмешкой поддела я.
Руки вампира безвольно опустились, бокал упал на ковер. Плечи поникли, лицо стало расслабляться, теряя всякое выражение. Только глаза горели каким-то лихорадочным блеском. Мне вспомнилось, как Антон рассказывал про фокусы, которые творят со Светой другие вампиры. Как ей бывало больно от непонятного воздействия некоторых носителей, как ее корежило на полу в приступах.
Я внимательно посмотрела на зеленоглазого и подумала, что на него, может быть, сейчас тоже так воздействуют, просто многовековая практика научила его контролировать внешние проявления боли. Или сейчас с ним проделывают какой-то другой фокус. И... я испугалась. Голодный вампир никогда не откажется от свежей крови. А если этот старый, голодный вампир выронил бокал - случилось что-то действительно страшное. У вампиров свои законы, свои правила, которые далеко не все известны в мире людей. Но это правило я знала. Читала про то, как некоторые вампиры от голода пьют кровь у трупов, хотя такая кровь для них, как морская вода для нас. От голода носитель может пойти на все что угодно, а если у этого разжались пальцы...
Повинуясь внутреннему порыву, вскочила с кресла и попыталась подойти. Резкие движения отозвались очередным головокружением, ноги дрожали. Амадей снова отшатнулся от меня, ударился о стену и сполз по ней на пол. Я медленно добрела до него и неуклюже плюхнулась на колени. Он неотрывно следил за мной, не моргал, не дышал.
- Эй, - тихо позвала я, пытаясь улыбнуться.
Он не ответил, только в глазах появились синие капилляры. Обычно у вампира, как и у человека, в белках находятся красные сосуды, и проявляются они в момент стресса. А у этого все то же самое, только капилляры темно-синие. Значит, сердце тоже перестало биться, или чего похуже. Я не разбиралась в анатомии носителей. Нам давали только базовую программу.
Я протянула к нему руку. Он дернулся и с силой врезался затылком о стену, оставив на ней мелкую сетку трещинок. Может, у него галлюцинации, и сейчас он видит не меня, а свой кошмар? Интересно, а чего боятся сами кошмары? Ведь наверняка его счет жертв идет на тысячи жизней, за столько-то веков. Отлично Аврора, продолжай жалеть одного из самых опасных монстров мира!
Я убрала руку, которую протянула, чтобы взять вампира за предплечье, но остановилась. Кисти рук Амадея стали фиолетово-синими, прямо как вторая стадия гематомы. Меня били по лицу не раз, так что я хорошо знала этот цвет кожи. Смотрелось жутко, очень жутко. Я не знала, что означает изменение цвета кожи у вампиров, но было и так понятно, что это не нормально. Посмотрела в глаза Амадею и вздрогнула: еще секунду назад взгляд был хоть и удивленным, но внимательным, а сейчас глаза остекленели, расфокусировались, как у трупа. Он смотрел словно сквозь меня.
Он не видел меня.
Он не двигался.
Он не дышал.
Если бы я не знала, как умирают вампиры, я бы решила, что он умер. Самый настоящий труп. С трудом заставила себя подняться и дойти до столика у двери. Там все еще стояли ведерко со льдом, моей кровью и бокал. Схватила графин похолодевшими пальцами, перелила в него порцию из бокала и вернулась к вампиру. Удивительная вещь - психика. Вот минуту назад меня шатало. А сейчас ясность сознания полная. Адреналин. Все десять дней я удивлялась самой себе, что не испытываю страха. А сейчас испугалась за вампира, за своего убийцу. По-настоящему испугалась, как за близкого человека, так, словно он для меня что-то значил... Не стоит тешить себя надеждами - я полностью сошла с ума.
Я попыталась уложить его из сидячего положения. Вышло с трудом. Вся его кожа была ледяная, словно он уже был в холодильнике. Этот маленький факт только усилил мой страх. Его лицо было расслабленным. Растерянно-удивленным. В глазах пропал блеск окончательно. Рот вампир открыл легко, стоило чуть нажать на подбородок. Если кровь не поможет, брошусь на поиски Стаса или Николь. Да хоть кого-нибудь, нельзя же вот так бросить его!
Амадей сделал первый глоток практический сразу. Потом еще и еще один. Затем был глубокий и медленный вдох носом, не отрываясь от трапезы, и только потом его глаза приобрели уже знакомый блеск. Внутренний свет в зеленых омутах зажигался медленно, неохотно. Я это видела, ничего не понимала, но видела ясно.
- Амадей, ну что же ты... - ласково начала я и положила руку ему на грудную клетку. Тяжелые редкие удары сердца несказанно обрадовали. Они были такими медленными, что от них, казалось, вздрагивали все ребра вампира. - Не знаю, что с тобой случилось, но если это от нервов или голода, то нельзя себя так доводить. Свои же прибьют из милосердия.
Он выпил все, что было в графине, но от этого не сильно полегчало. Руки у него все еще были пугающими, взгляд несознательным, и он не делал даже попытки пошевелиться. Вампир выразительно сглотнул.
- Мало, да? - догадалась я и принялась шарить по сторонам глазами в поисках того, чем можно нанести себе достаточно глубокую рану.
Пришлось разбить оброненный вампиром бокал. Зажать в руке самый крупный осколок и приготовиться. Я не люблю боль, я боюсь боли, я ненавижу боль. И сейчас собиралась сделать себе больно. Впервые в жизни собиралась сама нанести себе рану, по собственной воле. Дура!
Я уже почти решилась, когда мою ладонь перехватили сизые пальцы вампира. От неожиданности я вскрикнула и выронила осколок. Он так быстро схватил меня, что я ничего понять не успела. Нет, я знала, что у вампиров поразительная скорость движений, но все равно не ожидала.
Его глаза смотрели внимательно, хоть и немного болезненно.
- Вы как? - решилась я на вопрос, не делая даже попытки высвободить пальцы. Если он захочет, то превратит мои кости в труху.
- Ты испытываешь страх, почему? - едва слышно спросил он. И вдруг его зрачки расширились. Он резко сел. - Ты не испугалась меня... тогда остается только... ты испугалась ЗА меня?
Я почувствовала, как краснею. Точно дура, причем полная! Как можно бояться за жизнь того, кто уже давно мертв; за того, кто прожил столько, что ты и вообразить не можешь? Естественно, ему ничего не грозило. А он еще ближайший век будет рассказывать эту историю как хохму своим друзьям. Донор сам испугался за своего носителя, за убийцу. Действительно смешно.
- Простите, - промямлила я.
- Почему тебе стыдно? - снова спросил он. И с его голосом точно было что-то не так. Ему еще плохо. Точно плохо. Не знаю как, но я чувствовала, что ему сейчас больно.
Я опустила глаза. Он тоже и увидел, что держит меня за руку.
- Ты думаешь, что я могу сейчас возжелать тебя? - предположил он.
- У меня не настолько больная голова! - брякнула я.
- Почему? Ты думаешь, что я настолько благороден? - его серые губы растянулись в злой усмешке.
Это смотрелось бы страшно, если бы я не знала, что он сейчас испытывает.
Я не сдержала смех. Смешки вышли нервными, слегка истеричными.
- Нет, вы, конечно, милый, но благородства от вампира я не жду.
Его глаза снова сверкнули.
- Значит, я как монстр могу воспользоваться тобой?
Недоуменно на него посмотрела.
- Я, вообще-то, имела в виду, что ни от кого не жду благородства. Но да, вы, конечно, можете.
Он склонил голову набок.
- Значит, ты хочешь, чтобы я любил тебя этой ночью? - а его голос по-прежнему казался мне неправильным, нездоровым.
- Я не сказала, что хочу секса! - возразила я. - Я сказала, что вы можете себе это позволить. Это разные вещи.
Я очень старалась не дать внутреннему страху развиться в панику. Если Амадей решит меня поиметь, сделаю все, чтобы он убил меня раньше.
- Ты боишься секса со мной? - его голос снова стал вкрадчивым.
- Да, - признала я, глядя ему прямо в сверкающие глаза.