— Как хотите. Дело хозяйское, — Толя достал чемоданчик с закуской. Тут же был извлечен термос и бутылка со «Столичной».
Василий Петрович выпил и со смаком понюхал черную корочку. Достал папиросу и зажигалку в виде женской головки в кокетливом колпачке. Закурил.
Толя принес лодку, спустил в воду, помог забраться Василию Петровичу. Они сидели на дне ее, словно в корыте, гребя куцыми широколапыми веслами.
— Подрули-ка к тому мужичку.
Рыбачок в плоскодонке в это время подцепил багориком довольно крупную щуку.
— Ишь, чертяка, наверно, знает щучьи ямы.
— Точно, — согласился Толя.
Они подгребли совсем близко. Мужичок бросил щуку на дно лодки и выпрямился.
Василий Петрович общительно, по-свойски крикнул:
— Ну как? Берет? — и прибавил соленое словцо.
— Угу, — коротко ответил рыбачок и, отвернувшись, шагнул на корму.
Несмотря на плотную коренастую фигуру, он легко развернулся и сделал ловкий бросок. Блесна просвистела в туманном воздухе и упала на середине реки. По воде пошли круги. Мужичок немного подождал и начал подматывать леску. Он крутил катушку не спеша, то замедляя, то убыстряя ход блесны.
— Ты, видно, здесь все добычливые места знаешь?..
Василий Петрович выжидающе посмотрел на рыбачка, но тот даже не обернулся.
— Не понимает. Вы ему напрямик, без тонкостей, — шепнул Толя.
Василий Петрович громко сказал:
— Послушай, уважаемый, ты бы тово… — Он снова ввернул крепкое словцо. — Переменил бы позицию, а? Мало ли других хороших мест! А мы в долгу не останемся. — И вытащил из кармана бутылку столичной, в которой еще была добрая половина. — Вот, выпей за наше здоровье!
Мужичок покрутил последние метры лески и снова далеко забросил блесну.
— Серость! — вздохнул Василий Петрович. — Приезжают гости из центра, а ты… Должен бы иметь уважение.
Рыбачок взглянул на Василия Петровича, как-то уничтожающе усмехнулся и, снова повернувшись спиной, взмахнул удилищем.
Василий Петрович налился краской.
— Не очень-то задом поворачивайся. Пора бы уже научиться культурному обращению.
— К нему всей душой, а он всей спиной, — вставил Толя.
— Черт с тобой, оставайся, лешак упрямый! Давай-ка, Толя, закрепляйся вон тут левее. Мы ему сейчас дадим жизни. Здесь места некупленные.
Василий Петрович размахнулся и пустил блесну в сторону рыболова. Она пролетела почти над его головой и упала возле лодки.
Мужичок удивленно обернулся, но ничего не сказал и продолжал заниматься своим делом.
Василий Петрович развеселился, подмотал леску и сделал еще заброс. Блесна опять пролетела недалеко от головы рыбачка и упала совсем близко от его лодки.
— В глаз бы не попасть, — робко заметил Толя. В третий раз блесна легла прямо в лодку. Василий Петрович повернул катушку, но леска не шла.
Он с досадой выругался.
— Зацепилась. Ну теперь считай — пропала. Отрежет, дьявол, конечно. А блесна дорогая. Ему, деревенщине, такие и не снились.
Мужичок возился со своим спиннингом и словно не обращал внимания на чужую блесну, которая вонзилась в борт.
— Эй, ты! Черт тебя дери! Режь, что ли, скорее! — крикнул Василий Петрович.
Мужичок наклонился, и освобожденная леска легко пошла на катушку.
— Смотри, пожалуйста, не отрезал! Испугался. Гляди, гляди, отъезжает. Давно бы так!
Мужичок налег на весла.
Василий Петрович снова забросил блесну, потом еще и еще, но поклевок не было. Толя сидел на веслах и старался держать лодку в равновесии, что было довольно трудно при грузных движениях соседа. Наконец тот вытер мокрый лоб и вздохнул.
— Ну что ж, давай для поддержания сил… — Он посмотрел бутылку на свет и отпил прямо из горлышка.
Через полчаса они, оба разгоряченные, что-то громко объясняли друг другу, не слушая и перебивая.
У Василия Петровича уже два раза получался парик, два раза Толя распутывал его. А в третий леска так перекрутилась, что уже никак нельзя было найти ни конца, ни начала петель. Василий Петрович размахивал руками, посылая в тартарары погоду и рыбалку. И ни тот, ни другой не мог бы ответить, как случилось все последующее. Кажется, Василий Петрович попытался зачем-то встать… Резиновая лодка как-то вильнула, а сам он тяжело шлепнулся в реку.
Мужичок-рыбачок, снимая с крючка щуку, услышал крики. Когда он подъехал, Василий Петрович барахтался, пытаясь ухватиться за надувной борт лодки, — она уже изрядно набрала воды. Бледный, перепуганный Толя тщетно пытался втащить своего патрона, но упругая резина ускользала из-под рук тонущего.
Рыбачок не растерялся. Он спокойно сгреб Василия Петровича за воротник куртки и подтянул к своей лодке. Утопающий судорожно вцепился в деревянный борт и, почувствовав под руками нечто устойчивое, вдруг обрел уверенность.
— Ну влезайте, влезайте! — командовал мужичок, налегая для равновесия на другой борт. — Заносите ногу!
Когда он привез на берег обоих незадачливых рыболовов, из тучи посыпался мелкий частый снежок.
— Все! — мрачно сказал Василий Петрович. — Теперь воспаление легких обеспечено.
С его куртки и брюк текла вода и при каждом шаге чмокала в сапогах.
— И обсушиться негде.
— Может костер разжечь? — осторожно предложил Толя.
— Разве его скоро разожжешь! Топливо-то мокрое.
— Разжечь можно, — сказал мужичок.
— Можно! — раздраженно передразнил Василий Петрович. — А дальше что? Опять же надо с себя все снять. А тут снег…
— Тогда быстро в машину! — скомандовал рыбачок. — Я вас к бакенщику сосватаю.
Вскоре Василий Петрович в чистой рубашке и летних штанах бакенщика сидел за столом и пил горячий чай с малиновым вареньем. Со стен, оклеенных голубыми обоями, смотрели фотографии улыбающихся девушек и молодых парней в пилотках и морских бескозырках. На радиоприемнике, покрытом вязаной скатертью, домовито тикал будильник.
— Вы кушайте, кушайте варенье. Малинка-то у нас лесная. Против простуды первое средство, — угощала жена бакенщика.
А сам бакенщик вместе с Толей развешивал в кухне над плитой мокрую одежду Василия Петровича.
От пережитого волнения или от уютного тиканья часов по всему телу Василия Петровича разливалась приятная дремота.
В комнату вошел рыбачок. Хозяйка пригласила его:
— Ермолаич, с нами чай пить!..
— Спасибо, Настасья Ивановна. Пойду еще порыбачу.
— Гляди, не застудись, — сказала она с какой-то материнской заботой, строго и ласково. — Вон дождик пошел.
Как бывает в ноябре, все перемешалось в погоде. После снежной крупы вдруг полил крупный обильный дождь.
— Да ему все нипочем: ни дождь, ни снег — вот что значит деревенская жизнь, — лениво протянул Василий Петрович, и вдруг его осенила идея. — Слушай, уважаемый, продай нам щук, а?
Ермолаич усмехнулся:
— Не продаю.
— А почему? Деньги тебе не нужны, что ли?
— Деньги всем нужны.
— Я и говорю. Продай, я хорошо заплачу.
— Нет, — твердо сказал Ермолаич. — Рыба не продажная. Я бы подарил вам… — Он помедлил, подумал и решительно добавил: — Но не хочу.
— Тьфу! Да почему? Своим же рыболовам!..
Рыбачок прищурился на Василия Петровича веселым озорным глазом, усмехнулся:
— Какие вы рыболовы!..
— А кто же мы по-твоему?
Ермолаич не ответил. Он смотрел в окно. Потом негромко сказал, уже обращаясь к хозяйке:
— Пузыри на луже…
— Что, милок?
— Говорю, вон пузыри на луже.
Перед крыльцом натекла мутная лужа, и от капель дождя на ней вздувались и лопались крупные пузыри.
— Раз пузыри лопаются, стало быть, дождичку скоро конец, — сказала хозяйка.
— Вот и я думаю — не долго ему шуметь. — Ермолаич еще раз усмехнулся и вышел.
— Ну и народ! — Василий Петрович вздохнул и услышал слабый треск. — Не годятся мне брюки-то, — сказал он, ощупывая пояс — Не та мерка.