Потом он со мной распростился, и я отправился один искать приключений. Собственно, искать их не приходится, это так только говорится, — они сами вас находят.
Я выбрал безлюдный, по-воскресному тихий переулок шириной ярдов в тридцать. Я видел, что тут, пожалуй, будет тесновато, но подумал, что если смотреть в оба и использовать пространство наилучшим образом, то как-нибудь можно будет проехать.
Конечно, садиться на велосипед в одиночестве оказалось не так-то легко: не хватало моральной поддержки, не хватало сочувственных замечаний инструктора: «Хорошо, вот теперь правильно. Валяйте смелей, вперед!». Впрочем, поддержка у меня все-таки нашлась. Это был мальчик, который сидел на заборе, грызя большой кусок кленового сахара.
Он живо интересовался мной и все время подавал мне советы. Когда я свалился в первый раз, он сказал, что на моем месте он непременно подложил бы себе подушки спереди и сзади, — вот что он сделал бы. Во второй раз он посоветовал мне поучиться сначала на трехколесном велосипеде. В третий раз он сказал, что мне, пожалуй, не усидеть и в телеге, В четвертый раз я кое-как удержался на седле и поехал вперед, неуклюже виляя, пошатываясь из стороны в сторону и занимая почти всю улицу. Глядя на мои неуверенные и медленные движения, мальчишка преисполнился презрением и завопил:
— Вот так поскакал — ого-го-го!
Потом он слез с забора и побрел по тротуару, наблюдая за мной и порою отпуская неодобрительные замечания. Скоро он соскочил с тротуара и пошел следом за мной. Мимо проходила девочка, держа на голове стиральную доску; она засмеялась и хотела что-то сказать, но мальчик заметил наставительно:
— Оставь его в покое — он едет на похороны.
Я с давних пор знаю эту улицу, и мне всегда казалось, что она ровная, как доска, но, к удивлению моему, оказалось, что это неверно. Велосипед в руках новичка невероятно чувствителен: он показывает самые тонкие и незаметные изменения уровня; он отмечает подъем там, где неопытный глаз не заметил бы никакого подъема; он отмечает уклон везде, где вода стекает книзу. Подъем был едва заметен, а я старался изо всех сил, пыхтел, обливался потом — и все же, сколько я ни трудился, машина останавливалась чуть не каждую минуту. Тогда мальчишка кричал:
— Так, так! Отдохни, торопиться некуда. Все равно без тебя похороны не начнутся.
Камни ужасно мешали мне. Даже самые маленькие нагоняли на меня страх, когда я на них наезжал. Я наезжал на любой камень, как бы он ни был мал, едва только делал попытку его объехать, а не объезжать я не мог. Это вполне естественно. Во всех нас заложено нечто ослиное, неизвестно по какой причине.
В конце концов я доехал до угла, и нужно было поворачивать обратно. Тут нет ничего приятного, когда приходится поворачивать в первый раз самому, да и шансов на успех почти никаких. Уверенность в своих силах быстро убывает, появляются всякие предчувствия, каждый мускул застывает от напряжения, и начинаешь осторожно описывать кривую. Но нервы шалят и полны электрических искр, и кривая живехонько превращается в опасные для жизни зигзаги. Вдруг стальной конь закусывает удила и, взбесившись, лезет на тротуар, несмотря на все мольбы седока и все старания свернуть на мостовую; сердце у вас замирает, дыхание прерывается, ноги цепенеют, а велосипед все ближе и ближе к тротуару. Наступает решительный момент, последняя возможность спастись. Конечно, тут все инструкции разом вылетают из голову, и вы поворачиваете колесо от тротуара, когда нужно повернуть к тротуару, — и растягиваетесь во весь рост на этом негостеприимном, закованном в гранит берегу. Такое уж мое счастье: все это я испытал на себе. Я вылез из-под неуязвимой машины и уселся на тротуар считать синяки.
Потом я пустился в обратный путь. Тут я заметил воз с капустой, тащившийся мне навстречу. Если чего-нибудь не хватало, чтоб довести до совершенства мое искусство управлять велосипедом, так именно этого. Фермер с возом занимал середину улицы, и с каждой стороны воза оставалось каких-нибудь четырнадцать-пятнадцать футов свободного места. Окликнуть его я не мог — начинающему нельзя кричать: как только он откроет рот, он погиб; все его внимание должно принадлежать велосипеду. Но в эту страшную минуту мальчишка пришел мне на выручку, и на сей раз я был ему премного обязан. Он зорко следил за порывистыми и вдохновенными движениями моей машины и соответственно извещал фермера:
— Налево! Сворачивай налево, а не то этот осел тебя переедет!