Она молчала, ожидая, пока я продолжу. Вот только я не знал, куда меня заведет эта история. Еще одно разочарование? Еще одна подсказка?
— Я рад, что мне удалось прийти сюда с тобой, — тепло сказал я.
"Я тоже." Она сжала мою руку. — Ч-он был добр к тебе?
Горечь может быть подобна яду, скользить по вашим венам, пока вы не забудете все, кроме обид. Было так легко заблудиться в ошибках. Его. Мой. Наш. Это даже не имело значения. Я вспомнил мальчика, который протянул мне мороженое, когда Василий сказал «нет». Мальчик, который избивал моих хулиганов в старшей школе, когда Саша служил на службе.
За последние недели, а может быть, даже месяцы, я пришла к выводу, что Адриан был добр ко мне. Пока мы не поженились.
Затем, вместо того, чтобы сблизить нас, наш брак разлучил нас. И с каждым открытием семена сомнений росли и начинали формироваться подозрения. Адриан был не тем, кем я его считал.
«Да», — наконец ответил я, потому что все остальное было слишком сложно. Адриана больше нет, и теперь я просто хотел узнать правду. Пусть он покоится с миром. Найти покой для себя. Мы это заслужили. Я повернулся к ней и улыбнулся. «Мы находимся в самом романтическом городе мира. Давай насладимся этим сегодня вечером».
И мы это сделали. Мы гуляли по многовековым улицам. Его потрясающая архитектура засияла в совершенно ином свете.
Ночной круиз по Сене в Париже. Напитки в баре на крыше. Мы прошли мимо бассейна в стиле ар-деко. Потом поели на Монмартре.
Мы даже ходили по магазинам. Мы ходили по магазинам и выходили из них. Француженки-продавщицы были более чем готовы продать нам все и вся. Нас называли богатыми россиянами. Я не стала их исправлять, пока мы не вышли из магазина с сумками платьев и туфель.
«Кстати, мы американцы», — сказала им Айла, украв слова из моего рта.
Мы вдвоем хихикали, когда дверь за нами закрылась со звонком. Она взяла мою руку своей, и мы с важным видом пошли по тротуару. Ее шаги остановились, и мой взгляд остановился на магазине нижнего белья.
Мой взгляд метнулся к ней, а затем снова к магазину. «Почему мы здесь стоим?»
"Может быть-"
Я покачал головой, не давая ей договорить. "Нет нет. Если бы твой брат узнал, что я отвел тебя в магазин нижнего белья, а ты купил дерьмо, чтобы соблазнить Маркетти, это было бы мне в голову.
Она закатила глаза. "Я сомневаюсь в этом. Судя по сообщениям, которые я получил от брата, если с тобой что-нибудь случится, это будет моя голова».
В моей груди проскочил удар. В моем сердце вспыхнуло тепло. Столько чувств расцвело в моей груди. Илиас настолько заботился о том, что я стал угрожать его сестре. Его младшая сестра. Давление в моей груди росло, и мне не терпелось увидеть его снова.
Как только я открыл рот, ощущение, что за мной наблюдают, пробежало по моей спине. Я повернул голову, и темная тень повернулась ко мне спиной. Знакомые широкие плечи. Узкая талия. Мускулистая задница.
— Это Никита? — спросил я, прищурившись на мужчину, уходящего от нас.
«Если бы это был Никита, он бы надрал нам задницы», — заметила Исла. Она была права. И он точно не уйдет от нас.
Мой пульс ускорился. Оно стучало у меня в горле. Зазвенело в моих ушах.
Забыв о магазине нижнего белья, я бросилась за знакомой фигурой.
Он бросил взгляд через плечо, давая мне возможность рассмотреть свой профиль. По моему телу прокатилась дрожь. Тревога закипела в моей груди и пробежала по мне, как мороз зимой. Грудь раздулась до такой степени, что стало трудно дышать.
Я покачал головой. Нет нет нет . Это не мог быть он. Успокоиться. Дышите, Татьяна.
Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнул. Затем повторил это, и все это время мои шаги ни разу не сбились.
— Татьяна, — позвала Исла. "Ждать."
Я не останавливалась, мои шаги ускорялись, а каблуки Лабутена стучали по тротуару.
Знакомый незнакомец свернул за угол и исчез из моего поля зрения.
Я побежал, прислушиваясь к пяткам Ислы позади себя. Нажмите. Нажмите. Нажмите. Звук наших каблуков, ударяющихся о тротуар, сливался воедино, пока я преследовал призрак, наблюдавший за мной. Я дошел до улицы и свернул за угол, затем резко остановился.
«Господи, о чем это?» Дыхание Ислы было затруднено, когда она наклонилась и положила руки на колени. «На этих каблуках ужасно бегать».
Она подняла голову, все еще полусогнутую, ее глаза метались по темному переулку, а затем снова ко мне.