Ее взгляд встретился с моим, в них вспыхнула решимость. Она проверяла мой контроль, несмотря на то, что моя возможность причинить вред доводила ее до крайности. Когда медленная улыбка тронула мои губы, она снова взглянула на папку у себя на коленях. Не то чтобы там было много.
Наконец она нарушила молчание. «Давайте поговорим о том, что произошло два года назад».
Я откинулся назад, положив локоть на подлокотник. Эта комната была призвана внушать спокойствие и комфорт, служить убежищем, где можно раскрыть свои секреты. К сожалению, мне хватило, чтобы покрасить комнату в черный цвет. И это даже не считая тех, о которых я не помнил.
«Мы это уже обсуждали, Док. Я не знаю, чего еще вы ожидаете от меня. Учитывая, что я не могу вспомнить, это должен быть короткий разговор, — лениво протянул я.
Она вздохнула, разочарование испортило ее идеально пропорциональное лицо, и нырнула прямо в яремную вену. — Ты что-то помнишь .
"Немного."
Она была права, некоторые вещи я помнил, но никогда не мог быть уверен, настоящие они или воображаемые, и эта неуверенность заставляла меня чувствовать себя слабым. Вещи появились сквозь туман и исчезли, прежде чем я успел их схватить, оставив меня взволнованным и готовым обрушить ярость на окружающих.
Горение. Резка. Царапание. Моя кожа чесалась, но я отказывался ее чесать, чтобы она не записывала наблюдения в свой маленький блокнот, как будто я животное, которое нужно изучать. Вместо этого я постучал пальцами по подлокотнику, пока доктор Фрейд наблюдал за этим движением. Она всегда наблюдала.
Та же решимость вошла в ее позу, и она расправила плечи. — Расскажи мне, что ты помнишь .
Я усмехнулся и сказал: «Может быть, это не подходит для твоих ушей», нарочно придав этому звучанию многозначительный смысл. Не то чтобы меня привлекла эта женщина. Да, она была красива, но мне ничего в ней не помогало.
Она потянула за подвеску на своем ожерелье, необычный символ, который я не мог различить, и подняла бровь. "Испытай меня." На ее лице промелькнуло сомнение, румянец залил ее щеки, но затем она пошла на это. — И никакой ерунды, Данте.
Это все, что она могла от меня получить. Я не мог сказать ей, что мое похищение, вероятно, как-то связано с мафиозной деятельностью моего отца. Анджело Леоне был жестоким ублюдком и вел дела с людьми еще хуже, чем он сам.
Я провел большим пальцем по нижней губе. — Раз уж вы настаиваете, Доктор. Она ждала, затаив дыхание, моих следующих слов. «Иногда они мне снятся».
"ВОЗ?"
«Мужчины и женщины, которые там были», — ответил я, глядя на часы.
Она приняла мой ответ, но продолжила расследование. «Как ты думаешь, почему эти мужчины и женщины появляются в твоих воспоминаниях? Или, вернее, почему, как вы думаете, они появляются в ваших воспоминаниях о том времени?»
«Потому что монстры бывают разных форм и размеров». Нетерпение пронзило мою кожу, зудя, как и покрытое шрамами тело. Я не пытал и не убивал уже больше недели, и потребность наброситься на меня так сильно пульсировала во мне, что я почти ощущал ее вкус. Если я не увижу каких-либо действий в ближайшее время, я боялся, что меня поглотят мои собственные демоны.
Две вещи вызвали у меня потерю сознания, которая терроризировала всех вокруг меня. Алкоголь (за исключением пива) и избыток энергии.
Я мечтал о мести. Я планировал, как это сделаю, но единственная проблема заключалась в том, что мои монстры были невидимы. Безликие мужчины и женщины. Мои сны и смутные воспоминания издевались надо мной, нашептывая вещи, которые я не мог понять.
Поэтому я сосредоточился на одном, что мог контролировать: мести моему отцу. Он отказался платить выкуп, оставив меня на милость похитителей. Конечным результатом стал сломленный разум и израненное тело, а это просто не годилось.
— Знаешь, что они с тобой сделали? — спросила она, отведя взгляд и сосредоточившись на моем практически пустом файле. Я знал, на что она намекает – на сексуальное, психологическое или физическое насилие. Однако шутка была над ней, потому что мое психическое и физическое насилие началось с моего собственного отца, когда я был еще ребенком.
«Нет», — солгал я. Ну, не технически. Я знал, что меня пытали, потому что очнулся в больнице с настолько обширной медицинской картой, что приходилось вызывать врачей со всей страны, чтобы помочь мне в лечении. Отсрочка заключалась в том, чтобы не вспоминать, и я, честно говоря, предпочитал именно так.
— Твои воспоминания могут вернуться, — защитила она себя.
Я пожал плечами, не настаивая на этом. Мне стало легче, когда я обнаружил, что мои воспоминания стерты. В течение нескольких недель после моего пребывания в больнице они медленно начали просачиваться, туманные и искаженные. Я вспомнил свое детство, дерьмо, через которое нас заставил пройти отец, мою связь с братом. Это были воспоминания о похищении – о месяцах до, во время и после него – которые еще не вернулись. Я смирился с этим, когда понял, что не существует надежного способа повернуть ситуацию вспять. Единственное, что я мог контролировать, это то, кто знал об этой… слабости . Я не хотел, чтобы об этом узнал кто-то, кроме моих ближайших родственников. Мне не нужна была жалость; Мне не нужно было беспокоиться о том, что мое положение в Омерте будет скомпрометировано. Я был готов оставить все это позади.