Мой взгляд остановился на большом окне, из которого открывался великолепный вид на горизонт Парижа. Из окна я мог видеть колокольни собора Парижской Богоматери и реку Сену, плавно текущую вниз по течению, как это было на протяжении сотен лет. Это был один из самых романтических городов в мире, но, осмелюсь сказать, он не имел ничего общего с моей страной.
Еще лучше было то, что я мог защитить Ислу в своей стране. Здесь она была доступна для захвата.
Я повернул голову и встретился взглядом с Мануэлем. — Я собираюсь жениться на ней. Я собираюсь сделать ее своей женой. Мой партнер. Мать моих будущих детей. Мое все.
В его взгляде промелькнуло удивление. "Просто так?"
Я кивнул. "Я. Я собирался сделать ее своей любовницей, но так лучше.
Ведь я трахал ее без презерватива и никогда этого не делаю. Сколько бы женщина ни клялась, что принимает таблетки, я всегда вкладывала в ножны, но по какой-то глупой причине не делала этого раньше. И Боже, когда я почувствовал, как ее теплая киска душит мой член, и нас ничего не разделяло, я поклялся, что попал в рай.
— А Донателла? — спросил он, нахмурившись.
Мы встретились глазами, его глаза были такими же темными, как и мои. Это была фирменная расцветка Маркетти. Темные волосы и еще более темные глаза. Загорелая кожа.
"Я позабочусь об этом."
— Ты должна позволить мне сделать это, — проворчал он.
Я покачал головой. "Нет. Я сделаю это. Пришло время ей заплатить за то дерьмо, которое она причинила. Я также узнал, что она повсюду следила за Ислой. Он напрягся, опасение отразилось на его лице. Мы оба знали, что это нехорошо. Донателла была сумасшедшей сукой, готовой убить собственных сыновей, не говоря уже о чужих.
— Как, черт возьми, она выбралась из этого места? — сказал он, повторяя мои мысли. «Я только что запер ее там. Должен быть кто-то, кто ей поможет.
«Скоро это не будет иметь значения. Как только я ее найду, я сверну ей шею.
— Самое время, — пробормотал он. — Ты поговоришь с мальчиками?
"Да." Моя челюсть сжалась. Печально было то, что Энцо и Амадео не имели никакой связи со своей матерью. Мы пытались его построить — в конце концов, именно поэтому я сохранил ей жизнь — но нельзя было доверять тому, чтобы она осталась с ними наедине.
Я должен был знать, что если бы она хотела покончить со своим нерожденным ребенком, чем старше они становились бы, тем хуже было бы. Воспоминание отдернуло меня назад, потянув под воду.
Четырнадцать лет назад…
Горький привкус расцвел во рту. Мой брат был похоронен на глубине шести футов. Пустой гроб, полный грязи, потому что от его тела не осталось ничего, кроме пепла и пыли.
Я вошел в дом и направился к лестнице, мои ноги были тяжелыми, как свинец. Мне казалось, что я медленно тону, а дерьмовое шоу едва началось.
« Stai bene? Рука Мануэля легла на мое плечо и крепко сжала его. «Мы должны были это сделать».
Я кивнул. Мне от этого лучше не стало. Мне казалось, что мы оба постарели на несколько лет с тех пор, как мой брат умер у меня на руках.
По крайней мере, я почувствовал вкус свободы. До настоящего времени.
Я поднялся по лестнице, чтобы проверить Донателлу. Она не вставала с постели с тех пор, как мы привезли ее домой. Она все еще злилась и злилась из-за того, что ей не позволили быть свободной. Поскольку мир теперь считал ее мертвой, мы не могли рисковать ее разоблачением. Ее растущий живот дал ей повод запереться в своей комнате, хотя я подозревал, что это был притворство. Ей было все равно. Что-то в ее апатии меня сбило с толку.
Перед спальней Донателлы я остановился и прислушался. Высота женского голоса. Борющийся плач ребенка, который с каждой секундой переходил в пронзительные крики.
Я толкнул дверь, но она была заперта. Поэтому я пнул его и открыл. Он с громким стуком врезался в стену позади себя.
Ярость пробежала по моим венам при виде того, что предстало передо мной. Донателла, находившаяся на тяжелом сроке беременности, держала младенца Энцо за ноги и свешивала его с балкона.
Ее глаза, затуманенные ненавистью и полные безумия, метнулись на меня. На секунду никто из нас не пошевелился.
Затем меня охватила ярость. Я бросился к ней и обхватил рукой ее грудную клетку – над животом, чтобы не поранить ребенка. Ее хватка на маленьких ножках ребенка ослабла, и она отпустила руку.
Моя свободная рука метнулась и поймала его, подхватила и удержала, как футбольный мяч. Слава богу, ему было девять месяцев, иначе бы у него сломалась шея.