— Ха-ха-ха! — закричала Мерджен. — Мне очень смешно, где это ты взял верблюда?
— Мне Шырдак его дал!
— Шы-ы-рда-ак! — Мерджен даже уши зажала. — Не хочу слушать вруна!
— Айша Кулиевна, я не врун! Я видел Шырдака! Он совсем-совсем маленький. Вот как моя лошадка.
— Где же ты его видел, Токар? — спросила Айша Кулиевна.
— Здесь в нашем детском саду.
И тут уж засмеялись все ребята. Все до одного! Никто не поверил Токару.
Когда за ребятами пришли мамы, Токар, доставая одежду из своего шкафчика, на котором была нарисована капуста, спросил Пудака:
— Ты тоже думаешь, что я врун?
— Нет, — сказал Пудак. — Ты, конечно, не врун. Ты, конечно, выдумщик.
Токар только вздохнул. Очень невесело вздохнул: друг тоже ему не поверил.
Ночью, в постели, Токар тоже вздыхал.
Вздыхал и ворочался. И вдруг услышал:
— Салам алейкум, Токар!
Мальчик так и сел.
— Шырдак!
А это и вправду Шырдак.
— О чем ты загрустил, Токар?
— О тебе, — признался мальчик, — и еще о наших ребятах из детского сада.
— И что же это за думы!
Токар опять вздохнул:
— Нехорошо это, — сказал он. — Я ездил на верблюде к чабану Мурад-ага, а наши ребята не ездили.
Тут уж сам Шырдак задумался.
— Я исполню твою просьбу, но ты меня больше не увидишь.
У Токара глазки сами собой заморгали, но вздыхать он перестал.
— Чудо для одного — это ведь тоже не очень хорошо, — сказал он Шырдаку.
— Пожалуй, что так, — согласился маленький человечек.
— Хорошо, Токар, будь по-твоему.
И пропал.
Утром, едва ребята успели убрать посуду после завтрака, к детскому саду подошел караван верблюдов.
— Кто здесь Токар? — спросил караванщик.
— Это я, — вышел вперед Токар.
— Почтеный Мурад-ага приглашает тебя и твоих друзей на чабанский пирог! — и приказал своим верблюдам: — Хык-чок!
Верблюды опустились на колени, а ребята тотчас забрались в седла-качалки. Айша Кулиевна тоже села на верблюда, а за ней нянечки и даже повар. Он тоже хотел отведать чабанского пирога.
Караван прошел по городу, по самой середине улицы. Милиционеры останавливали движение и отдавали честь детскому саду: ведь это такая теперь редкость — караван.
А потом все сидели на кошме и ели огромный чабанский пирог. Кругом была степь, пахло травами, овцами, песками.
— А мой кусочек самый-самый вкусный! — объявила Мерджен и посмотрела на Токара, который сидел рядом с нею.
И Токар вдруг взял и согласился.
— Да, — сказал он, — у Мерджен самый вкусный кусочек.
Мерджен до того удивилась, что забыла рот закрыть.
— Тогда, — сказала она, не веря своим ушам, — тогда возьми, Токар, мой кусочек!
Токар взял, откусил и зажмурился от удовольствия.
— А ты, Мерджен, отведай мой кусочек, — предложил он.
Мерджен отведала и сказала:
— Твой, оказывается, тоже самый лучший.
Она так улыбнулась ему, что все ребята поняли: Мерджен и Токар — друзья.
И все они были друзья.
— Какой вкусный чабанский пирог! — говорили они. — Какая широкая степь! Как высоко в небе парит орел. Как прекрасна наша родная земля. Спасибо! Спасибо вам, Мурад-ага, за угощение!
Мурад-ага, поглаживая бороду, улыбался детям.
А вдали, на бархане, сидел и смотрел на веселых детей самый большой их друг — мальчик в тельпеке — Шырдак.
РАССКАЗЫ О КАРАКУМАХ
Моя машина набита мальчиками и девочками с нашего двора. Мы едем есть чомуч.
Мчимся через пустыню.
Вы, наверное, читаете и удивляетесь: как это — мчимся через пустыню? А барханы? А сыпучие пески? В пустыне вездеходу трудно, а тут легковая машина!
Вы правы, но мы ехали по пустыне после дождя.
Была весна. И вместо песков бесшабашно летели под колёса толстенькие сытые тюльпаны. Холмы — рубины, равнины — малахит, небо — бирюза.
Мы вышли наконец из машины и побрели по зелёному дикому лучку, по дикой этой ниве к высоким стебелькам с кисточками, похожими на морковные лапки. Это и есть чомуч. Мы рвём стебли, едим. У чомуча вкус подслащённого, чуть горьковатого огурца. Его можно печь в горячей золе, но печёный чомуч я не люблю. Он напоминает мне варёную тыкву.
Любители чомуча делают из него варенье.
Кто попадал в Туркмению весной, не мог поверить, что через каких-нибудь двадцать дней зелёное море пожухнет, тяжёлые стебли чомуча станут лёгкими, как пёрышко, жёлтым змеем поднимется над барханами пыль, закрутит, разбросает по свету сухие, мёртвые стебельки трав и будет пустыня настоящей пустыней.