В магазине стало тихо и пусто. Пусто, абсолютно. Ни охранника, ни продавцов, ни покупателей. Только я и эта... Я вздрогнул. Передо мной никого не было. Широкая лужа и осколки битого стекла. Беременная испарилась, как и все вокруг. Я забегал глазами пытаясь нащупать ими реальность, и в следующий миг молочный холодильник, за моей спиной, прохрипел, завибрировал и выключился. Мне очень захотелось обернуться. Я словно чувствовал, как необратимое нечто требует этого от меня. Борьба продолжалась не долго и мое тело потерпело фиаско. Но сделав первый же шаг я поддернул ужаленную осколком ногу - она магическим образом оказалась босой - а вцепившаяся в нее рука почувствовала жидкое тепло моей собственной крови.
Я выругался, в голос. Взгляд скользнул между стеллажей с алкоголем и сладкой водой, и я увидел, как на противоположном конце, черный силуэт тащит за ноги, волоча по полу, беременную женщину. Теперь на ее лице была улыбка, но глаза оставались такими же пустыми и молочно-белыми. Когда ее голова скрылась я в ужасе шагнул намереваясь бежать, как снова наступил, видимо, на тот же осколок, изрезанной им же ногой, взревел и рухнул. Ушиб локти и колено. Лежал неподвижно, боясь всего. Абсолютно всего: любого шороха, звука, движения и даже тишины. Я боялся смотреть и боялся закрыть глаза. Мне мерещилось безумное лицо беременной, больше походившее на маску, которую слепил авангардист. Скульптура без сюжета и смысла, воплощающая космический ужас и отрешенность бесконечного мрака, погруженного в вакуум.
Я пролежал так, наверное, минут десять или около того. Боль в стопе пульсировала, саднила и жгла. Казалось, я ощущал, как из нее вытекает кровь или мне это только казалось, не знаю. Поднявшись, я непроизвольно посмотрел вправо. На невысокой алюминиевой стремянке, в синем халате, стояла уборщица и протирала желтой тряпкой галогенную лампу.
- Здесь грязно, - нащупав голос сказал я.
Может шутил, а может говорил в серьез, но это важно. Женщина резко повернула голову в мою сторону и мне захотелось умереть. Захотелось чтобы сердце лопнуло, как в моих фантазиях в лифте.
У нее не было лица. На его месте была этикетка из проклятой банки с консервированными ананасами. А дальше...
Не знаю, что со мной случилось. Я вскочил и стал бегать кругами между стеллажей. Я почему-то знал, что выхода от сюда нет и даже нет смысла пытаться его искать. Мой мир кто-то сжег, как сжигают смятый клочок бумаги: безразлично, быстро и без зазрений. Иногда, я поскальзывался на собственной крови и падал ударяясь о стеллажи, а товары, от этих ударов, падали на пол, катились или рассыпались. Я бежал и каждый раз видел: то беременную сидящую на полу, то - как черный силуэт тащит ее на другом конце магазина; то уборщицу с этикеткой вместо лица. Они сменяли друг друга, словно калейдоскоп сотворённый безумной фантазией. Несколько раз, я пробегал мимо овощей и магазин снова оживал. Где-то слышались голоса покупателей, а женщина за мясным прилавком даже пыталась мне что-то прокричать в след. Спросить, остановить - но стоило мне свернуть, как ее голос тут же исчезал, а на его смену приходила тишина, которую нарушал, едино, мой истерический крик и хриплый вибрирующий звук выключающегося холодильника с молочной продукцией. Я бегал так, пока наконец споткнувшись в очередной раз я не врезался в кафель опорной колоны и сознание не покинуло меня.
Среди пустоты смерти, во мраке искалеченного безумием сознания я видел мою жену. Она ела extract ex cadavre извлеченный из банки с ананасами. Кольца мелко нарезанного меня. А может быть той беременной женщины... «Extract ex cadavre», - лишенные границ разума повторяли мои мысли и наконец захлебнулись. Наконец они прекратились. Я мечтал, что проснусь. Что все это только сон. Но существуют бездонные кошмары из которых нет пути назад. Они впиваются в плоть, как щупальца вымышленного бога и из этой хватки не выбраться. Именно тогда воображаемый лифт достигает последнего этажа. Subito piaono maestro.