Интересно, а как худые все это воспринимают? Чувствуют, будто им запрещается быть несчастными?
Да на нашей неуверенности в себе просто зарабатывают деньги, выбивают нас из колеи, подсовывая недостижимый вылизанный образец, жрущий низкокалорийный йогурт, и внушая, что ВОТ кем мы должны стать, чтобы иметь вышеперечисленные достоинства, а для этого нужно покупать их товары и читать их журналы.
Иными словами, нам внушают, что, если ты худой, значит, преуспел в жизни.
Если нет – наоборот, проигрываешь.
И все это нагромождение абсолютной, дурно пахнущей чуши.
– Так что эти «все» могут сколько угодно думать, что обжора – это я, но если бы на самом деле настали лихие времена и дошло до каннибализма, съели бы меня. Все до единого, весь автобус. Встали бы вокруг, начали бы точить свои скидочные карточки, как самодельные ножи, орали бы какую-нибудь ужасную кровожадную варварскую песню, а потом попытались бы меня поджарить на двигателе автобуса…
Дав хохочет так, что в уголках глаз появляются слезинки.
– А мне всегда хотелось съесть эти жирненькие складочки, которые у тебя висят из-под лифчика сзади, у подмышек.
– О-о, это нежные кусочки. Настоящее филе. Из-за этих деликатесов начнется драка.
– Добавить чуть-чуть маслица…
– Ты наверняка все испортишь – обмажешь кетчупом.
Дав, хихикая, кивает.
– Ты, наверное, будешь вкусная, ведь ты сама ешь всю эту потрясающую суперпищу…
Мы выдыхаемся от смеха и впадаем в приятное молчание. Сестрички. Обе распаренные и уставшие от жары. Липкие и мокрые от пота. Интересно, кто-нибудь считает нас похожими? Нет. Скорее всего, нет. Никто из моей тощей семейки ни капельки не похож на меня. Но рядом с Дав я чувствую себя сильной. Она протягивает руку над моей грудью, чтобы достать до поручня.
– Ой, скорее, там два места…
Раздавлю!
Людям не нравится сидеть рядом со мной в автобусе, поэтому я обычно избегаю часов «пик». Не потому что мне неловко – не может же всерьез задевать то, что какие-то незнакомцы обвиняют меня в том, будто я наступила им на ногу или раздавила задницей коробку с яйцами. Эти люди быстро кладут свою сумку с ноутбуком на соседнее сиденье, пока я не успела сесть: «Это место занято моим скучным черным портфелем». Однажды, когда я садилась, какая-то тетка с такой скоростью выдернула из-под меня полу своего пальто, как будто, если бы я на нее приземлилась, случилось бы страшное и пальто было бы утрачено навеки. Как будто мои ягодицы УКРАЛИ бы его. Всосали бы, как пылесос, в один миг.
Я тихо сижу и гадаю, что у незнакомых людей в сумках; интересно ли им, что в моей? Но могу поспорить, они просто думают: «Она была бы вправду симпатичной, если бы похудела».
Такое я слышала неоднократно: «Ты высокая, Биби. Если бы ты похудела, могла бы пойти в модели».
Не хочу я идти в модели. Как будто это золотой билет, позволяющий бесплатно идти по жизни. Я ничего не имею против моделей. Как-то я смотрела по телевидению реалити-шоу про моделей и поняла, что быть моделью просто очень скучно. Стоять, выпячивая губки и щуря глазки, при этом думать о других, более важных вещах, которые можно было сделать за это время, а больше и дольше всего думать о том, как ты выглядишь. Наверное, это страшно утомительно. После смены в «Планете Кофе» у меня немеют щеки от постоянной улыбки. Я бы предпочла работать с более нейтральным выражением лица.
Ну и представьте, что вы модель. Я не хочу таскать шмотки из фирменных журналов, чтобы показывать девушкам, как их надо носить. Демонстрировать, как это должно носиться. Одежду надо носить так, как тебе хочется. Все равно что рекомендации на упаковках, как подавать блюдо. А кто обращает внимание на эти рекомендации? Никто и никогда.
– А ты так и не спросила, что у меня в сумке! – кричит вдруг Дав. – Тебе повезло, рядом с тобой как раз тот пассажир, что тебе нужен. – Дав сует руку в сумку и выуживает сияющую золотистой оберткой шоколадку.
Тосты с сыром
Чайник кипит, тостер мигает зеленым огоньком.
– Как ты думаешь, меня не хотят принимать по жизни всерьез из-за того, что я толстая? – Не знаю, почему заинтересовалась мнением тринадцатилетней девчонки.
– Нет, так я не думаю. Скорее тебя не принимают всерьез, потому что тебе шестнадцать лет. Шестнадцать. А еще ты дуреха. Вот. – Дав вгрызается в сыр, в целый брусок. Я с отвращением делаю вид, что ничего не замечаю. Она продолжает:
– Почему ты вообще об этом говоришь? Эта болтовня о лишнем весе уже достала. Только и слышу: толстая, толстая, толстая. Слишком много об этом говоришь для особы, которой наплевать на свой вес.