Ланни для себя не смог найти аксиом, которые удовлетворили бы его полностью, и забавлялся в выискивании противоречий в аксиомах красного дяди. Они спорили, и воспринимали это как своего рода состязание в психическом боксе. Джесс создавал впечатление довольно жестокого человека, но в основном он был добрым, готовым даже отдать свой последний франк товарищу в беде. Он хотел только справедливого мира, но для этого богатые должны слезть со спины бедных. Так как диалектический материализм доказывал, что они не слезут, то их нужно было сбросить оттуда.
О похоронах Фредди Робина было сообщено в обеих газетах Le Populaire и L'Humanité, первая отмечала их, как социалистическое событие, а последняя подавала их в качестве анти-нацистской пропаганды. Это побудило художника объявить тщетность попыток свержения нацистов всеми, кроме коммунистов. Что в свою очередь привело к необходимости для Ланни объявить тщетность попыток достижения цели без сотрудничества средних классов. Джесс заявил, что экономические процессы рассыпает на куски средний класс, и черт с ним. Ланни возражал, что статистика показала рост средних классов в Америке, несмотря на все марксистские формулы. И так далее.
Если бы Ирма Барнс могла услышать заявления своего мужа, что она могла бы подумать, что она его перевоспитала. Но нет, если бы она была здесь, то он был бы вынужден выступить против нее. Это была не извращенность, просто он пытался увидеть проблемы со всех их многочисленных сторон, и выступал против всех лиц, которые хотели видеть только одну сторону. Он мечтал о справедливом социальном порядке, который может прийти без насилия. Но, видимо, все в этой старой Европе должно быть жестоким!
Пришла Франшиза, только что ставшей хозяйкой этого дома, и споры прекратились. У трудолюбивого члена партии не было американского чувства юмора, и её будет раздражать легкомысленное отношение Ланни к делу, которое было ее религией. Ланни пробыл немного, а затем извинился, сказав, что условился пообедать с отцом. Он прошёлся по приятным улицам Парижа в самой приятной час заката, посетил несколько художественных магазинов, чьи дилеры были знакомы с ним и были рады показать ему новые вещи. Теперь его совесть чиста. Он «смотрел картины».
Дамы trottoir проявляли интерес к красивому, хорошо одетому молодому человеку. На самом деле, ходить в одиночку по улицам la Ville Lumière было нелегко на этот счет. Ланни любил женщин. Он был воспитан среди них, и ему было жаль их всех, богатых и бедных. Он знал, что природа обделила их, и это был мир не для слабых или зависимых. Он глядел на тонкие измученные лица тех, кто стремился пристать к нему. Их косметика не обманывала его о чувстве голода, а их искусственные улыбки о чувствах их сердец. Он видел их жалкие попытки в пышных украшениях, а его собственное сердце болело из-за тщетности этих усилий выживания.
К нему подошла одна более миниатюрная и хрупкая, чем обычно, и таким образом, показывая следы утонченности. Она положила руку на Ланни, сказав: «Могу ли я пройти с вами, месьё». Он ответил: «S'il vous plaît, Mademoiselle — vous serez mon garde du corps[14]». Она удержит других от поползновений!
Он вынул свой кошелек и дал ей десятифранковую банкноту, которую она поспешно спрятала в рукав. Она не поняла, что он имел в виду, но это хватило для начала. Так они пошли дальше, он спросил ее, откуда она приехала, как живёт, сколько зарабатывает. Как и многие другие, она была временной midinette[15]. Но работа была неопределенной в эти страшные времена, и нельзя заработать достаточно, чтобы заплатить за еду и кров, не говоря уже об одежде. Она восприняла его, как приятного джентльмена. Ланни понимал, что она не придерживается в точности фактов, что также может быть объяснено формулами экономического детерминизма. Во всяком случае, она была женщиной, и тон ее голоса, и пожатие ее руки говорил ему многое.
Их прогулка привела их туда, где Рю Рояль вливается в Пляс де ля Конкорд. Ланни сказал: «Здесь мы должны расстаться, у меня свидание». Она ответила на этот раз несомненно правдиво: «Я огорчена, месьё». Она наблюдала, как он вошел в отель Крийон, и поняла, какая большая рыба сорвалась с крючка. Тем не менее, на десять франков можно позволить себе ужин и оставить кое-что на более скудный завтрак.