- Так почему же - скажи, наконец!
- Он просто испытывал страх перед твоей проницательностью. В конце концов, ведь это именно ты стала ему поперек дороги, когда он хотел поймать кошку.
Конечно! Об этом я совсем не подумала. Если бы я не находилась уже в горизонтальном положении, то в этот момент наверняка не устояла бы на ногах! Какой же я была дурой! Конечно, - так оно и было! Баффингэм пытался поймать кошку, когда я в тот вечер: в десять часов пришла домой! Вот она, история убийства миссис Гэр!
То, что я ещё собираюсь сообщить, произошло после описанных событий, и для тех, кого интересует, я излагаю это ниже.
Фактически, в больнице я не чувствовала себя одинокой. прочитав о моем несчастье, меня посетили мои старые приятельницы. Ходж обеспечил меня чтением, прежде всего он принес мне все газеты, в которых подробно была описана вся эта история. Теперь я, наконец-то, узнала, кто в течение долгого времени ждал и подслушивал в доме на Трент-стрит!
Мистер Уэллер и мистер Кистлер получили массу благодарностей за умело выполненную работу. В газетах также было полно снимков. Похоже, общественность была обеспокоена тем обстоятельством, что полиция не знала о том, что миссис Гэр была убита. Все с нетерпение ожидали судебного процесса над Баффингэмом. Но этот процесс не состоялся. Накануне первого слушания дела Баффингэм повесился в своей камере. Как-то вечером меня посетила мисс Санд. Я обрадовалась этому визиту, так как с женщиной можно говорить намного обстоятельнее, чем с мужчиной. После этого первого посещения она приходила регулярно. Она рассказала мне, что лейтенант Штром пригласил к себе мистера Уэллера и предложил ему какую-то должность в криминальной полиции. Долговую расписку они ему тоже вернули, чтобы он мог потребовать эти деньги у наследников. Уэллер разорвал её в мелкие клочки, бросил в корзинку для мусора и с благодарностью принял предложенное ему место. Мисс Санд говорила, что дома Уэллер выл, как собака.
Лейтенант Штром прислал мне цветы, однако сам не пришел. Это меня несколько удивило!
Уэллеры тоже не приходили, но миссис Халлоран явилась. Она пришла в новехоньком, с иголочки черном шелковом платье и страшно потела, так как день был очень жаркий.
- Вы не узнаете наш дом! - кричала она. - Мы оштукатурили его снаружи - в светло-зеленый цвет! И, кроме того, мы решили также повысить плату.
- Но тогда вам придется искать более богатых квартирантов, чем я. Все мои последние деньги пойдут на оплату больничных счетов.
- Мне и в голову не приходило выгонять вас, миссис Дакрес! Вам только нужно сначала поправиться. Но если вы, конечно... я хотела сказать... может быть, вы... в общем... заплатить за эти последние недели...
К счастью, Ходж принес мою сумочку. Я тотчас же уплатила миссис Халлоран восемь долларов, которые она с радостью приняла.
- Вы всегда были аккуратной и не мелочной, и я не хотела бы вас потерять, миссис Дакрес. Но так уж заведено в этом мире - одни поднимаются, другие опускаются.
- Вы, похоже, относите себя к тем, кто поднимается, не так ли?
- Слава Богу! - она наклонилась вперед и доверительно сказала: - Вы же знаете, какие там были спрятаны деньги. Наши адвокаты говорят, что мы имеем на них право, так как являемся единственными близкими родственниками покойной. Принимая во внимание обстоятельства - вы, конечно, понимаете, что я имею в виду - пожалуй, едва ли на эти деньги захотят основать приют для кошек и собак!
Значит, в конце концов, эти деньги достанутся Халлоранам, деньги, которые так тщательно оберегала и охраняла днем и ночью миссис Гэр. Ради которых мистер Баффингэм совершил два убийства и, наконец, отчаявшись, сам лишил себя жизни!
Прежде чем попрощаться со мной, она вдруг с сияющим выражением лица сказала:
- Кстати, мне кое-что ещё пришло в голову. Вы наверное помните о той надорванной пятидолларовой банкноте? Теперь я, наконец, вспомнила кто дал её мне: Баффингэм!
Через две недели меня выписали из больницы. День моего возвращения домой опять пришелся на пятницу. Разумеется, моя рука была ещё в гипсе, кроме того, у меня были роскошные синяки под глазами и несколько украшений менее радостного цвета. Утром пришел Ходж, чтобы отвезти меня домой в своей машине, и, когда мы миновали несколько красивых, тихих улиц, застроенных виллами, он сказал:
- Очень хорошо, что тебя выписали именно в пятницу. Во всяком случае, в этот день у меня есть время для тебя.
- А с твоей стороны тоже очень мило, что ты жертвуешь мне свой свободный день. Таким неприветливым я тебя уже давно не видела.
- На это есть свои причины! Если признаться тебе, что я делал в свое свободное время, ты тотчас же побежала бы к Баффингэму и сказала: - Так, а теперь выкладывайте-ка мне всю правду!
- А кто нашел тот билет на поезд?
- Ну да, это я признаю. Впрочем, мы это сегодня отпразднуем. Я, вообще, намереваюсь праздновать сегодня весь день. Но сначала мне нужно уладить одно небольшое дело. Вон в той вилле. Ты пойдешь со мной?
- А почему нет? Мне приятно снова находиться среди людей.
Мы вышли из машины перед маленькой белой виллой. На звонок Ходжа дверь открыл пожилой седовласый мужчина.
- Вы тот самый джентльмен, которого я просил прийти в одиннадцать часов? - спросил он.
- Позвольте нам войти.
Он провел нас в гостиную, обставленную просто, но уютно.
- Вы принесли заявление? - спросил пожилой господин.
- Конечно, - вот оно, - ответил Ходж и протянул ему какой-то аккуратно сложенный лист бумаги.
- С этой молодой дамой случилось какое-то несчастье? - спросил мужчина, несколько смутившись.
- Ну, что вы, - сказал Ходж, - мне просто пришлось применить небольшое насилие, чтобы получить её согласие.
- Скажи-ка, о чем, собственно, идет речь? - спросила я, ощущая слабость в коленях.
- Ах да, я ведь совершенно забыл, что ты ещё ничего не знаешь, весело сказал Ходж, - мы с тобой женимся.
Пожилой мужчина откашлялся и пробормотал:
- Нынешняя молодежь ко всему относится так несерьезно! - с этими словами он вышел из комнаты, но тут же вернулся с двумя дамами.
Затем он зарегистрировал наш брак, причем в роли свидетелей фигурировали его жена и экономка.
Когда мы снова сели в машину, Ходж заявил: