Извлечь из земли целую свеклу так, чтобы не повредить соседние растения и не оторвать стебель, всегда трудно. Сначала нужно подкопать ее серпом, а уж потом тянуть. Педантичный и терпеливый садовник, Гириджа уходит в эту процедуру с головой. Но он волей-неволей досадует на смуту, поселившуюся в его душе этим вечером. Искать уединенности, только чтобы осознать ценность общения? Сеять, только чтобы потом выдернуть? Быть целеустремленным — вот в чем смысл жизни, предполагал раньше Гириджа Прасад. Но если он не может обрести уверенность в роли мужа, разве получится из него хороший отец?
Отцовство, порог которого он должен вот-вот перешагнуть, по-прежнему кажется далеким, бесформенным и непостижимым, точно вечерняя луна ранней зимой. Оно маячит в космическом пространстве за целые световые годы от него, там, куда не добраться ни книгам, ни естествознанию, ни науке вообще — разве что простым карандашным рисункам.
В последнее время Гириджа Прасад начал рисовать воображаемые деревья. Стволы их стройны, как талии, и бугрятся наростами. Ветви, изящные, как человеческие пальцы, парят во всех направлениях — одни касаются земли, чтобы вновь прыснуть побегами, другие берут под уздцы облака. На одном и том же дереве растут всевозможные плоды и цветы — от нарциссов и лотосов до орхидей, от дынь и яблок до скромного кокоса. Возможно любое чудо, потому что возможно всё.
Когда Гириджа Прасад держит на руках своего сына, он не может различить его черты. Головка — самая большая часть, за ней чуть вздутый животик. Глаза — заштопанные щелочки. Что же до ручек и ножек, то они совсем крохотные. Гиридже Прасаду доводилось видеть чашелистики крупнее их. Обе ступни умещаются в его ладони.
Его сын — бледная сморщенная изюмина с кожей старика. Такого дряхлого, что трудно разобрать, начинает этот человечек жизнь или заканчивает. Гириджа Прасад держит крошечную руку сына в своей.
Он был один с Чандой Деви, когда у нее отошли воды — на пяти с половиной месяцах беременности. Он с тревогой заметил на матрасе пятнышко крови. На глазах у него оно расплылось кляксой. Вскоре кровь пропитала всю постель. Он подхватил жену и отнес в ванну с теплой водой. Ни на секунду он не отпускал ее руки, даже после приезда врача. Когда все закончилось, когда пропали последние сомнения в том, что их хрупкая мечта испарилась, он оставил Чанду Деви на попечении доктора. Матрас вместе с простыней выбросил. Потом отскреб кровь с деревянного остова кровати — она просочилась и туда. Перенес жену на чистую постель. Когда она закрыла глаза и ступила в тот мир, куда могла уйти лишь в одиночестве, Гириджа Прасад взял младенца и стал его баюкать.
Он держит ручку сына. Пересчитывает пальчики на руках и ногах — все двадцать. Похоже, он развивался идеально.
— Выкидыши не так уж редки. Здесь, на островах, они бывают у половины рожениц, — объясняет доктор. — Но потеря крови, если не принять меры, может ослабить ее еще больше.
Как и в любой другой день, Гириджа Прасад готовит для жены овощной сок. Потом оставляет ее в полуобмороке и едет на гору Гарриет с сыном на коленях. Он боится, что Чанда Деви, очнувшись, потребует кремировать его традиционным индуистским способом. Тогда возложить хрупкое тельце на костер должен будет он — отец.
Один, Гириджа Прасад роет руками маленькую ямку рядом с утесом, где они впервые взялись за руки. Потом хоронит своего сына в чреве мягкой и влажной почвы — в такую хорошо сажать семена. И укрывает земляным одеяльцем.
Но он не может заставить себя засыпать ему лицо. Что, если он откроет глаза и закричит, потому что ему нечем дышать?
Рубашка Гириджи Прасада мокра от слез. Эти слезы пролиты по всему, что он когда-то любил и будет любить, живому и неживому.
* * *
После выкидыша Гириджа Прасад больше не ходит в контору. Рабочий стол он перенес в спальню. Чанде Деви еще нужно восстанавливать силы. Волосы ее облетают, как осенние листья. Принять ванну — очень утомительная для нее процедура. Сознание то ускользает от нее, то возвращается снова; она бродит среди теней, одновременно заманчивых и пугающих.
Здоровье Чанды Деви волнует даже призраков. Лорд Гуденаф, ее английская свекровь, сидит у кровати, обмахивает ее веером в душные дни, отгоняет комаров. “Желательно воздержание” — вот и все, что он может посоветовать.
Призрак революционера-пенджабца взял на себя роль тестя Гириджи Прасада, и ему безразлично его безразличие к привидениям. “Из моих семерых выжили только четверо, — наставляет его призрак. — Остальные так и не успели повзрослеть. Один еще ребенком умер от укуса скорпиона, другой — от лихорадки. Любимая дочь пропала во время Кумбха Мелы. Я молился[16] богу, чтобы он забрал мою мать, а дочь вернул. Но он не откликнулся на мои молитвы, и я бросил ходить на эту святую ярмарку. Пропавших там больше, чем тех, кто нашел бога”.
16
Кумбха Мела (Праздник кувшина) — паломничество к святыням индуизма, проходящее раз в несколько лет.