— Что ты можешь?
— Превращаться.
— Во что?
— Во что угодно, лишь бы выжить.
— То-то же, — отпустил удовлетворенно мимикродонта майор и тот сразу превратился в огромный светло коричневый цветок. Середа погрозил пальцем. — Не вздумай слинять от нас! Я тебя теперь и под землей разыщу. Ты нам нужен для одного дела.
— Вот блин горелый! — воскликнуло существо, вновь превращаясь в синего, как знамя Ханаона, фарагосца. — Вот блин-блинище! Годами никому не нужен, а тут вдруг всем понадобился.
— Кому еще? — недобро сощурился Середа и псевдопод-на-этот-раз-фарагосец сник.
— Этим… Чешуйчатникам. Кому же еще.
— Чего они хотят от тебя?
— Они хотели, чтобы я, притворившись чешуйчатником, задержал тех, кто прибудет на Фомальдегаус для того, чтобы повоевать с хунтой.
— А, что такие есть? Я спрашиваю: есть желающие?
— Полно, — хмыкнул фарагосец-псевдопод. — Уже несколько фэтских миров объявили войну Фомальдегаусу.
Середа удивленно взглянул на Кондратия.
— Слышал? — спросил он.
— Что? — почесался Кондратий.
— А то, — хмыкнул майор. — Теперь с фомальдегаусцами воюют не только земляне.
— А мне что с того? — передернул плечами Кондратий.
— Как что! Ты же землянин, етить твою налево! — напомнил Елизар, чем вызвал, хотя и кратковременный, зато неподдельный интерес Кондратия.
Кондратий почесал затылок.
— И, что будем делать, Семеныч?
— Кое-что сделаем, Кондраша, — поднял к младшему разведчику взор, расцвеченный мыслью, майор. — Есть одна идейка и я намерен воплотить ее в жизнь.
— А как же эта наша знакомая, пирегойская баба, Семеныч? Мы что ее бросим? — разгадал самым сверхъестественным образом ход мыслей командира Кондратий.
— Ну, во-первых, не баба, Кондратий. Принцесса. Во-вторых, ей на помощь мчатся целые армии. А мы, Кондраша, лишь на несколько минуток покинем фэтские миры и перенесемся на старенькую Землю.
Кондратий уселся на большой камень лежавший тут же.
— Ну, не такая она уж и старая, Семеныч, — заспорил он. — Ей всего-то — четыре миллиарда лет. По космическим меркам — младенчество, не более.
— «Старенькую» это я так, для красного словца ввернул, — сказал Середа. — На самом деле я хотел тебе напомнить о телепортации, которая имеется в арсенале средств «Скользкого». Ты не забыл еще о ней?
— Об чем, об чем, а об ней не забыл, Семеныч, — улыбнулся своей неподражаемой, обезоруживающей слесарной улыбкой Кондратий. — Но теперь вспомнил, — обнадежил он начальника и проникаясь сам в то же время оптимистическим духом.
— Тогда вперед! — ухватил за шиворот, сделавшего попытку улизнуть, пока земляне были заняты разговором, псевдопода.
Вскоре разведчики шагали назад к «Скользкому». А Середа, вдобавок ко всему, тащил упирающегося мимикродонта.
— Тебе же лучше будет, — увещевал его Середа. — Здесь тебя непременно когда-нибудь подстрелят, если не фомальдегаусцы, то кто-то другой. А вас итак осталось всего лишь несколько особей в фэтской Системе. На Земле же я отдам тебя в хорошие руки. Там ты будешь в полной безопасности и, уверен заранее, тебе там понравится.
— Может ему подружка нужна, Семеныч? — осведомился осторожно Кондратий, не без участия поглядывая на извивающегося в руках Середы и находящегося в состоянии первобытного ужаса мимикродонта, ведь на других планетах данному псевдоподу бывать еще не приходилось.
— У них не бывает подружек, Кондратий. Эти твари размножаются, если они размножаются, конечно, — озабоченно произнес Середа, — почкованием.
— Что же, тоже не хило, — крякнул Придуркин. — надеюсь, они получают от этого удовольствие.
— Думаю, не очень, если данный вид существ находится на грани исчезновения. Остается надеяться, в земных тепличных условиях сей экземпляр, — встряхнул Середа пленника, — вспомнит о своей способности к самовоспроизводству.
— Отпустите, козлы! Что я вам сделал? Отпустите, подонки! — ныл псевдопод, но Середа не обращал внимания на вялое сопротивление жертвы.
— А может и вправду отпустим, Семеныч? — сжалился Кондратий, глядя на несчастного мимикродонта. — Что он нам действительно сделал? Пусть живет, как хочет.
— Я ему жизнь хочу сохранить, Кондраша, — покачал головой, майор. — Ему и его виду. Ты, что до сих пор не понял такой мелочи?
— Понял. Конечно, понял. Но уж больно жалко его.
— Да он и сейчас притворяется, Кондраша! — возмутился Середа. — Нет у него никаких чувств! Все их чувства, как и они сами, ненастоящие. Они ведь, эти псевдоподы до того все поддельщики, что и рождаются кто кем. И сами не знают собственного истинного облика. Если мимикродонт надумал отпочковать от себя отпрыска, то он сделает это, находясь в любой личине. То есть, если в данном случае псевдопод пресмыкается в личине чешуйчатника, то и отпрыск его появится в личине чешуйчатника. Если отпочковывающий играет роль растения, потомок рождается растением. Теперь уже никто не узнает, как выглядел первый псевдопод в эволюции этого вида. Но это и не важно. Потому как у них нет лица и, скорее всего, в ближайшем будущем такового не предвидится.