Вскоре Середа уже усаживал мимикродонта в противоперегрузочное кресло «Скользкого», пристегивая ремнями. Но тот, почувствовав неладное, превратился в плесень, растекшись между пальцев Середы, а потом довольно быстро расползся по стенке и части пола рубки.
— Но-но! — погрозил ему пальцем Середа, сделав строгое лицо. — Не вздумай чего-нибудь отчебучить по дороге. Сотворишь чего, в порошок сотру и скажу, что так все и было!
— Семеныч, какая дорога? Ты, что, в самом деле? Это ж секундное дело, если ты телепортировать надумал.
— Не твоего ума дело, Кондраша. Я сам знаю, что мне говорить и делать, — недовольно проворчал разведчик, вводя в адресное окошко установки нужные данные и нажимая пусковую кнопочку.
И в тот же миг они оказались на берегу речки Петляевки, другими словами — на околице деревни Щихлебаловки-Тюрьевкрошевки.
Середа попытался соскрести пальцем со стены хотя бы кусочек зеленовато-ядовитой на вид плесени, но ему это не удалось. Вьевшаяся намертво в стену она не поддавалось. Перепуганный насмерть мимикродонт ни в какую не желал расставаться со «Скользким».
— Ну, что ты, дурачок, упираешься. Мы же тебя на курорт привезли. Посмотри, как здесь хорошо, — повел рукой в сторону иллюминаторов Середа.
— Щас растворителем обольем, — пригрозил Кондратий, которого на заводском конвейере приучили не церемониться с прогульщиками, пьяницами и разными другими лодырями.
Услышав про растворитель, псевдопод тут же отлепился от стены и стек на пол, сформировавшись в человекоподобное существо, как две капли воды, похожее на майора Середу.
— Можно я таким побуду? — спросил он у землян.
— Да уж побудь, — скрепя сердце, процедил Середа. — Только — временно, чтобы не вносить неразберихи.
А Кондратий так даже выпучил глаза. Сразу двоих майоров с внешностью Середы он видел впервые.
— Побудь, побудь! — вдохновленный мыслью понаблюдать за двумя начальниками вживую, так сказать, поощрил он.
Откуда-то появился приличный сквозняк, как от хорошего вентилятора и оглянувшись назад, оба разведчика увидели Пелагею. Стоя у входного люка, недремлющая, Селедкозасольская помахивала над головой грабельками, с которыми и не думала расставаться за все время отсутствия на планете Кондратия и войны его с чешуйчатниками.
— Где мое сено? — спросила Пелагея, ни каким образом не обзывая в данную минуту разведчиков, но, тем не менее, всем своим видом показывая, что она думает об отважных парнях, не взирая на их вполне благопристойный вид и не менее корректное и лапидарное поведение.
Весь арсенал самых нелестных эпитетов отражался в глазах кустодиевской женщины и храбрые агенты ясно читали весь его перечень в глазах Пелагеи.
— Вот оно, — вытолкнул наружу фомальдегауского псевдопода Середа, шепнув одновременно твари, чтобы та превратилась в стог.
Псевдопод, которому, с одной стороны терять было нечего, а с другой он ужасно боялся растворителя и других, сходных реактивов, послушно выполнил распоряжение майора. И изумленная женщина тут же кинулась целовать ни с того, ни с сего появившийся перед ней стог.
— Дорогое мое! — приговаривала она возбужденно, имея в виду, конечно же, сено. — Как я соскучилась без тебя. Наконец-то мы вместе. Не расстанемся теперь никогда.
До признания в любви к стогу со стороны Селедкозасольской оставалось лишь полшага, когда она поимела неосторожность упомянуть всуе свою корову, которой ужас как хочется пожевать сенца в холодный и ненастный день пока грядущей зимы.
Услышав упоминание о жвачном животном, которое не прочь закусить псевдоподом в качестве добротного, хорошо высушенного сенца, мимикродонт тут же превратился в уменьшенную копию «Скользкого», справедливо рассудив, что в его прежнем положении жвачное животное ничем не лучше, обещанного Кондратием, растворителя.
Обнаружив, что целует металл, Кузминична заподозрила подвох и обман во всей этой истории с возвращением ей, принадлежащего ей сена и рукоятка грабель вновь легла в натруженные ладони