— Понял, — обрадовался рекрут. — Если меня застрелят или я попаду, к примеру, в вакуумную ловушку дэнверцев, какой-нибудь генерал будет съедать всю мою кашу.
— Болван! — взъярился я. — Не нужна генералу твоя засохшая каша! Ему нужны твои тугрики. То есть, деньги. То есть, те средства, которые высчитывают из налогоплательщиков на твое содержание. Ты все понял, недотепа?
Рекрут-дезертир задумчиво уставился в пол и даже поскребся у себя в затылке.
— А я то думаю, отчего это с нас плату за ночлег в армейской палатке не берут? — шлепнул он себя пятерней по коленке. — Хотя, если честно признаться, мы неплохо там устроились. Всего лишь по три человека на квадратный метр.
— Вот потому и не берут, что платой всему наша жизнь, — сказал я. — Рано или поздно они отберут и ее у нас.
— Дешево, — вздохнул с явным облегчением рекрут и почти счастливо улыбнулся.
— Тут ты не прав, парниша, — сказал я. — Нужно ценить жизнь.
— А я и оценил. Дешево.
— Что же тогда дезертируешь?
Рекрут шмыгнул носом.
— А я не дезертирую. Я только собираюсь. Уже третий год.
— Духу не хватает?
— Не хватает.
— Вот тут хочу заметить: дух у Императорской Гвардии должен быть на высоте. И, если уж собрался дезертировать, будь добр это сделать. Иначе грош тебе цена в базарный день, как боевой единице славной нашей в чем-то армии.
— Про дух я знаю. Нам капрал говорил, что он вышибет из нас дух, если что. — Рекрут взгрустнул. — Бывало ка-ак закричит: «В атаку, негодяи! Или за вас император должен воевать?» — так и не по себе становится. Я выскакиваю из окопа и несусь вперед под шрапнелью, как угорелый. И стреляю. Но это в толпе. А когда один остаюсь…
— Так почти у всех, — согласился я и тут же вздрогнул.
Совсем низко над домом проревел снаряд. А потом он разорвался где-то за деревней.
Стекол в окнах уже не было. Поэтому повылетали рамы.
— В укрытие! — крикнул я. — Дэнверцы перешли в наступление!
И я поискал глазами крышку люка, ведущего в погреб дома. В принципе, подполье было у каждого уважающего себя дэнверского крестьянина, проживающего в небольшом частном доме.
Поэтому я быстро нашел некое ржавое металлическое кольцо над квадратом, прорезанным в досках пола и, вцепившись в это кольцо рукой, потянул. Люк поддался, и вскоре на меня дохнуло сыростью и плесенью из затхлой, темной глубины.
— Вперед, — гаркнул я рекруту, лишь только убедился, что подвал не начинен минами.
— Следующий снаряд шандарахнет аккурат в этот домик. Нужно скорее убираться.
— Меня зовут Рядовой номер 152758, - представился рекрут перед тем, как я дал ему пинка, и он с воплем скатился вниз.
— А меня — Спасительный Пинок, — позлорадствовал я и прыгнул следом за уже забытым мной номером.
Я приземлился, а вернее придэнверился прямо на голову рекрута, о чем ничуть не пожалел. И, чувствуя под собой трепыхающегося рядового, отвесил ему еще хорошего тумака. Чтобы не зевал.
— Ральф меня зовут, — прохрипел рекрут, выбираясь из-под меня. — Я вспомнил! Меня звали Ральфом до того, как изловили и забрили в солдаты.
И Ральф, уселся на земляном полу и принялся перешнуровывать ботинки.
Наверху загрохотало. Неподалеку саданул второй фугас. От которого в доме, скорее всего, вслед за окнами повылетали двери.
— Дьявол! — сказал я, вытряхивая из пазухи попавшую туда землю. — Нужно уходить отсюда. Насколько хорошо я узнал уже дэнверцев, из этого подвала должен вести подземный ход.
Ральф указал на дыру в кирпичной стене, из которой к тому же дул прохладный ветерок.
— Сейчас посмотрим, — буркнул я и, сунув голову в дыру, поплелся между двух земляных стен, ведущих в никуда.
Пройдя метров пятнадцать, я остановился и, убедившись, что Ральф тащится следом, зашагал дальше. За спиной я слышал позевывание и почесывание. Скорее всего, бедолага Ральф уже успел подхватить от местных весьма распространенную в этих краях болезнь — чесотку-зевотку и, конечно же, самую легкую ее разновидность. Подхвати Ральф чесотку-зевотку-умиралку, он умер бы не сходя с места, в первые же минуты после заражения.
— Долго, а-а-ахх, (скреб-скреб) нам еще, а-эх-х, идти (чух-чух, скреб-скреб) еще (чух-чух)? — поинтересовался Ральф на каком-то участке нашего пути.
— Будем идти, пока не придем, — философски ответил я. — Я же не могу бегом бежать. Здесь ни хрена не видно. Сам видишь.
— Да уж, вижу, — буркнул Ральф. — Темень, хоть глаз коли. Как бы нам на подвальных змей не нарваться.