Да и то верно. Нечего своим информационном полем размахивать перед носом каждого встречного поперечного, доводя дело, таким образом, до измены Родине и, к тому же, нарываясь на обязательные в таком случае санкции со стороны руководства — расстрел в особо крупных условиях.
Санкций Березин ох как не любил! Он не любил их лютой, смертельной нелюбовью и менять свою такую нелюбовь к санкциям начальства вовсе не собирался. Да и согласитесь сами, кто захочет потерять тепленькое местечко из-за какой-то там легкомысленной измены какой-то Родине? А? Правильно. Никто.
Глубинная разведка это вам не фунт изюма и не три фунта, а нечто большее. Неизбывное и теплое на ощупь, как электрогрелка. В общем, сурьезная инфраструктура.
Генерал нажал кнопочку внутреннего селектора.
— А ну подать мне сюда этого Улыбина-Загибина! — приказал он бодро и с чувством собственной значимости.
А про себя подумал:
— Небось, опять эта стервозная секретарша Светка драит ногти пилочкой, только искры летят, да пахнет жженым рогом по всему коридору.
— ВасильСеич? — с жеманной гундосостью защебетали в динамике селектора через минуту. — Конструктор Кулибин-Загибин выехал на объект.
— Вот дьявол, угораздило меня связаться с этим конструктором-конкистадором, — подосадовал вслух Березин. — Никогда не знаешь, чего можно ожидать от этих… ммм… творческих… ммм… талантов.
И, действительно, генерал и предположить не мог в самых смелых своих предположениях, что Загибин не в пивбаре ошивается с закадычными дружками, как и все порядочные люди, а возле сконструированной им собственноручно ракеты сидит день деньской. Небось, в своем гравитационном преобразователе ковыряется, мерзавец… Рожа в смазке. Руки по локоть в нигроле. Да еще в карманах гвоздики бренчат. Нет, не гвоздики. Гвозди — у плотников. У конструкторов — гаечные ключи и гайки. Вот. Тем не менее, мерзость сплошная.
Как бы там ни было, но генерал задумался над описанными раньше свойствами русского изобретателя.
А мы, пока генерал думает, перенесемся туда, где на взлетной полосе стояла деревянная с виду ракета Кулибина-Загибина, а возле нее в позе роденовского мыслителя сидел сам изобретатель.
Так вот, своими обводами «Скользкий Гром» напоминал в чем-то аналогичные ему ракеты «Союз» и «Восток», то есть, ту технику, на которой летали первые герои космической целины.
Только «Скользкий» был разика в четыре меньше «Союза».
Стекловидная масса, напоминающая, на первый взгляд, лак, покрывала всю эту посудину сверху донизу и служила она не столько для красоты, сколько для того, чтобы защитить корабль от перегрева, при прохождении последним плотных слоев атмосферы. А так же — для изоляции стенок «Скользкого» и, естественно — нутра корабля от вредоносного, разрушительного действия низких температур космоса.
Кулибин-Загибин сидел недалеко от ракеты, собственно в ее тени. Был он действительно в промасленном комбинезоне, с потеками машинного масла на физиономии, каким, собственно, безошибочно и представлял его опытный генерал Березин. А в начищенных, до труднопереносимого, даже самим Загибиным, зеркального блеска, загибинских ботинках отражались стапеля, нипеля и крипеля обихаживаемого им детища.
С плеч Загибина небрежно свисал косо сидящий на нем пиджак в серую клетку, а белоснежная с накрахмаленным воротом рубашка лежала тут же перед Загибиным, на горке ящиков из-под кока-колы и на этой рубашке великий изобретатель самозабвенно рисовал в данное время чертежи. Чертеж новой ракеты. Он придумал ее совсем недавно прямо во сне, как это и водится у всех великих изобретателей, более совершенную и быстроходнее, чем первую.
От усердия Загибин даже вспотел и закусил губу, но сам не замечал этого. Вдохновение все перебило. От вдохновения у изобретателя екала селезенка, а глаза его в порыве творческого, ментального прорыва на новые горизонты науки и техники и от творческого запала и восхищения внезапно открывшимися горизонтами технических перспектив, чуть не вылазили из изобретательских орбит на его же аристократически выдержанный лоб.
О, если б Загибина в эти минуты увидели спецслужбы времен Джордано Бруно! Эти спецслужбы уж точно нанесли бы серьезнейший ущерб генофонду человечества, арестовав Загибина и посадив его в ГУЛАГ тех времен и тех народов за одну только смелость технической мысли и полет ее в ноосфере новаторства, за один лишь вдохновенный взгляд изобретателя.
Ведь, эти, вполне соответствующие своим временам, службы хорошо знали. Что в порыве творческого вдохновения творческий человек, человек созидательной, конструктивной мысли очень смахивает на сбрендившего с ума маньяка-мокрушника и может натворить столько прекрасного в полном несоответствии с установленными нормами общества, что общество, в котором живет и мучается сладкими муками творчества изобретатель, может получить столь неслыханный импульс к прогрессу, что быстренько слетит с катушек.