Валентин Февраль
Шиш вам, а не Землю!
Пролог
В тот день мы взяли еще три деревни. Но на следующий день все отдали. И потеряли половину личного состава.
И вот в тот момент, когда аборигены погнали нас, обстреливая из шестиствольных пулеметов, я, израсходовав все патроны, заскочил в один из дэнверских домов, чтобы хоть на время укрыться от кинжального огня. И столкнулся с таким же, как и сам, глубоко несчастным солдатом.
Лицом этот малый был белее мела и, судя по всему, собирался вот-вот дезертировать. Потому первой моей мыслью была идея сдать предателя под трибунал. Но, поразмыслив хорошенько, я вспомнил сытую, красную ряшку командарма, его пустые посулы и решил не спешить с проявлениями безудержного, квасного патриотизма.
— Ты знаешь, гад, — заорал я дезертиру, — что делают дэнверцы с перебежчиками?! Отвечай, сволочь! Знаешь или нет?!
Скорее всего, дезертир принял меня за одного из тех уполномоченных, которые ходят по полям сражений и расстреливают тех, кто во время боя каким-либо образом нарушил устав.
— Нет! — пролепетал рекрут, от ужаса чуть не теряя сознание.
Бьюсь об заклад, еще минута и он бы уписался, такого я нагнал страха на парня своим текстом.
— Перебежчиков дэнверцы превращают в холодных, слизких медуз с отвратительными, тонкими щупальцами, — соврал я. Секундой позже рекрут исчез из поля моего зрения, а вслед за этим послышался грохот падающего тела. Я опустил взор книзу и обнаружил моего знакомого лежащим на полу. — Впрочем, насчет превращения в медузу я, возможно, и ошибаюсь, — заметил я. — Насчет медуз нам один офицер сказал перед высадкой на Дэнвер. Лично я давно подозреваю всех офицеров в заговоре против солдат и систематическом вранье им, то есть — своим подчиненным.
И насчет войны они врут. Война эта вовсе не освободительная, как они говорят. А захватническая. То есть, мы — пушечное мясо в кампании по реализации шкурных интересов кучки богатых жуликов. От кого дэнверцев освобождать? От самих себя? Мирная аграрная планета. Испокон веку здесь возделывали землю и выращивали клюквофасоль. Что наша армия здесь делает? Что мы здесь потеряли, я тебя спрашиваю? — спрашивал я у рекрута, лежащего у моих ног в очень глубоком обмороке.
Рекрут зашевелился, приподнялся, а затем и сел.
— Янтарь, — сказал он. — Чистейший янтарь. Биллионы тонн янтаря содержит в своих недрах планета и те, кто стоит за нашей армией, желают прибрать красивые камешки к рукам. — Рекрут криво усмехнулся. — Янтарь нынче в моде. Из него, после соответствующей обработки, возводят дворцы на необитаемых планетах и продают потом их по баснословным ценам.
— Верно! — стукнул я себя по лбу кулаком. — Ведь совсем недавно, три дня тому назад, я подумал то же самое, когда, наконец, обратил внимание на то, что наше командование отправляет грузовые корабли с Дэнвера в Систему Тау-Кита. Корабль за кораблем. С самого первого дня нашей высадки на планету… Послушай, дружище! — Обратился я к рекруту. — Ты ведь все равно практически под расстрелом ходишь… Если, конечно, дезертировать собрался.
— Я не собрался, — неумело врал дезертир.
— Не перебивай, — скомандовал я таким тоном, что дезертир заткнулся. — То, что ты дезертир, я по глазам вижу. Меня на мякине не проведешь.
— Ну, может быть, самую чуточку, — согласился дезертир.
— Проехали, — обрубил я. — Думаю, ты знаешь, что по законам войны в войне же должно погибнуть определенное количество живой силы действующей армии. Какой-то ее процент, выражаясь проще. И, уже не секрет, что если враг по каким-либо причинам не способен уничтожить это количество бойцов, за врага это делают специальные подразделения, которыми всегда, где бы ни происходила война, должна доукомплектовываться армия. Короче, свои же пулеметчики открывают огонь, чтобы довести количество своих бойцов до нужного числового значения, раз и навсегда рассчитанного в полковых бухгалтериях глобальной статистики. И в первую очередь отстреливают таких рекрутов, как ты.
— Каких таких?
— Рекрутов, у которых есть твердое, добротное сомнение. Сомнение, в чем бы то ни было. Начиная с победы своей армии и заканчивая сомнением в том, что нас накормят к вечеру традиционной синтетической кашей, скупо приправленной синтетическим же маслом… Вот ты, например, сомневался в бою, что останешься жив?
— Был не уверен.
— Вот видишь? — обрадовался я. — И это единственное, что нам прощают. Сомнение в том, что мы останемся живы. Остальные сомнения не прощаются. В некотором роде нашему командованию даже выгодно, чтобы мы гибли. Они, ведь, здорово на этом греют руки. Солдата давно нет в живых, а его зарплата и паек — вот они!