И тогда дали слово только одному. Тому, что был поближе к Березину.
— Говори, Коляня. Остальным молчать. А то — во! — показал кулак один из генералов, кажется сам Березин, в должности стоявший на несколько порядков выше своих коллег, собратьев и патронов по генеральским погонам.
— Да чего там говорить, — взял круто с места и, что называется, в карьер полковник Коляня. — Всё ж и так ясно, елки-моталки, ядрёный корень.
— Но-но! — строго осадил полковника Мурлыкин. — Никогда, парень, не ручайся за всех. Неблагодарное это дело, забодай вас всех комар. Можешь, брат, поскользнуться на ровном месте и загреметь, что называется.
— Да я чего?… Я ж ничего. Но понял. Отныне я — воплощение лаконичности, — пообещал полковник и резким движением захлопнул секретную папочку, содержимое которой он итак знал назубок. — Если в двух словах, товарищи, то дело обстоит так. В тамбовской области, неподалёку от деревни Тюрьевкрошевка-Щихлебаловка приземлился неопознанный летающий объект, в котором местные жители опознали НЛО. То есть — инопланетный корабль. — Полковник пригладил рукой волосы на голове и обвел взволнованным взглядом присутствующих. Вздохнул. — Прошу обратить внимание, товарищи, на такой нюанс в слове «инопланетный», как приставка «ино». Это особенно важно.
После этих слов полковника кто-то присвистнул, кто-то кашлянул. А потом в просторном, вылизанном уборщицей бабой Дусей до невозможного блеска, помещении генштаба на минуту воцарилась мёртвая тишина.
— Эка невидаль! — саркастически плюнул на паркетный пол Пятёркин. — Про такие корабли в последнее время только и пишут. Все газеты пестреют сообщениями об инопланетных захватчиках. Но никто их до сих пор и в глаза не видел. Стоило шум поднимать, да отрывать людей от шашлык… гммм… от государственных дел.
— Не забывайтесь, генерал, — посмотрел на Пятёркина долгим, пронзительным, как он считал сам, взглядом Зимин. — Одно дело, когда инопланетные корабли обнаруживают за сараем или за общественным туалетом дилетанты, вроде разного пошиба неугомонных журналистов, другое, когда эти же самые воздушные предметы видят непосредственно представители наших доблестных военно-воздушных сил.
— Может быть, вы и правы, — огрызнулся Пятёркин. — Но ВВС тоже иногда ошибаются.
А вот этого Пятёркину говорить не следовало.
При этих последних его словах Зимин чуть не задохнулся от охватившего его возмущения. А затем, достав из внутреннего кармана форменного кителя гаванскую сигару, погарского изготовления, генерал сунул её себе в зубы и демонстративно раскурил, выражая тем самым протест против сказанного коллегой.
— Миновали те времена, друзья, когда наши самолёты не могли попасть бомбой в стогектарное поле, а тем более — разглядеть, что находится у них под фюзеляжем. Потому не будем спорить на тему ошиблись ли ВВС относительно наличия на берегу, не имеющей стратегического значения, речушки, стратегически важной для нас чужепланетной техники.
— Правильно! — в один голос воскликнули звездоносные генералы, ибо дискутировать они очень уж не любили.
Ведь, все они, по большей части, людьми были мирными, несмотря на блестящую военную карьеру, и тратить свободное время предпочитали только на игру в покер, дегустацию лимонада и общение со своими домашними животными, включая аквариумных рыбок.
— Дискуссия в её чистом виде это такая хренотень, — выразил общее мнение генерал Мурлыкин и достал из кармана банан, который успел очистить перед секретным совещанием, но не успел, так сказать, употребить.
В воздухе ощутимо запахло тропиками и… трупиками. Ибо бананы, как скоропортящийся продукт, по древней торговой традиции после доставки с Югов местные шибко умные торговцы пропитывали специальным бальзамирующим составом, который, в общем-то, предназначался исключительно для применения в ритуально-похоронных конторах.
Однако Мурлыкину было по фигу. В отличие от своих соратников по тёплому местечку в генштабе, в вопросах обоняния он был не привередлив. Ведь, до того как стать генералом, вырос Мурлыкин в семье могильщика, а рос в доме, стоящем в непосредственной близости от кладбищенской ограды. К тому же мама Мурлыкина работала патологоанатомом и Мурлыкину с самого раннего детства, частенько приходилось играться с отрезанными конечностями и прочей ерундой человеческого экс — так сказать — организма. И потому запахи подобного химического состава, то есть, тления, гниения и биологического разложения, пробуждали у генерала лишь самые тёплые и приятные ностальгические воспоминания о далёком, безвозвратно и бесповоротно ушедшем игривом детстве. И, если и влияли эти запахи на генеральский аппетит, то только с самой положительной стороны.