Стреножив коней и оставив их пастись на жалких пучках редкой травы между вывороченных пней, они разложили небольшой костерок и пустились в воспоминания.
Теперь, когда прошло уже чуть ли не полгода, вся эта история представлялась им в совершенно другом виде и ничего кроме веселья не вызывала. Трудности были позабыты. И у них осталось только воспоминание о том радостном возвышенном состоянии, которое возникает у рабочего человека с честью справившегося с трудной и нелёгкой задачей, и вышедшем победителем в тяжёлом, изматывающем труде.
И всё это было тут же вывалено на поражённых профессора с Корнеем.
— А ведь многие до сих пор не верят, что это было, — покачала головой Маня. — Ходят, смотрят. Дивятся на вывороченные пни. А всё равно не верят.
— Потому то я уже никому ничего и не рассказываю. Чего дуракам говорить или объяснять того, во что они по скудости своего мышления, так и не поверят. Пусть так уж и остаются дураками необразованными.
— А рыба? — неожиданно поинтересовался Корней. — С рыбой то, что стало?
— А действительно, — растерянно переглянулись Сидор с Димоном, — что с рыбой?
— Мы ведь что-то же закоптили? — растерянно заметил Димон.
— Хоть убей, не помню, сколько и куда мы это всё дели, — пожал плечами Сидор, подкидывая полешко в огонь. — Тогда был такой ажиотаж, что и не припомнишь, куда всё это девалось.
— Да мы же всё отдали на волю Совета, — напомнила им Маня, отодвигаясь в сторону от дыма костра. — А что он решил с этой рыбой делать, надо узнать. Только и всего.
— Кстати, — неожиданно встрепенулась она. — Была я тут намедни в Совете, так мне там предложили продать весь урожай. На корню, так сказать. Какая-то Торговая Палата есть там у них, вот она и предлагает.
— Часть урожая они продали, — добавила она, — то, что не подлежало длительному хранению. Арбузы те же, дыни. Так что деньги у нас какие-то должны быть. Надо будет только забрать в Совете.
— Может, и рыбу продали? — заметила она, пожав плечами. — Если продали, то отлично, деньги нам не помешают.
— Ну ка, ну ка, — перебил её Сидор. — Что это ещё там за история с продажей урожая? — подозрительно уставился он на неё. — Мы даже не знаем, сколько и чего у нас есть, а нам уже предлагают это всё продать. Какое то это жульство, наверняка.
— Как это можно продавать урожай на корню? — возмутился Корней, поддержав Сидора. — А самим что есть? Чем питаться? Или вы намерены питаться в общественной столовой, из милости Городского Совета?
— Мы не знаем что у нас с деньгами, — заметил, присаживаясь к костру Димон, только что притащивший из леса очередную валежину. — Не получится ли так, что урожай мы продадим, а потом нам самим есть будет нечего и придётся втридорога покупать жратву у тех же, кому и продали, и на деньги, которых у нас ещё нет, а, может быть, и не будет. Мы сами не знаем, что у нас с деньгами. Сколько тот Совет выручил за проданную часть урожая. У нас уже есть печальный опыт оплаты проезда на корабле амазонок, когда мы переплатили, чуть ли не втридорога, а потом нас же, за наши деньги, и выкинули на дикий брег.
— Всё гораздо хуже, чем вы себе представляете, — заметил профессор, посмотрев на Димона. — Те, кто Мане предложил продать урожай на корню, это перекупщики. Они заранее скупают урожай у людей, кто по каким-либо причинам не может его собрать. Или только что посеял, да возникла нужда в деньгах. Вот они и скупают его, а потом продают тем же земледельцам, только уже по более высокой цене. Зарабатывая, таким образом, на спекуляции.
— У людей разные обстоятельства бывают, — недолго помолчав, продолжил он. — Бывает, что и продают. Мало ли на какие нужды деньги потребовались.
— Однако мало вырастить урожай, — заметил, немного помолчав, профессор, — надо его ещё и сохранить, а вот где вы будете хранить собранный урожай, непонятно. У вас же из всего хозяйства только одна землянка и есть. Да, конечно, — усмехнулся он, — её можно использовать под погреб, но тогда где самим-то жить.
— Так есть же другие землянки, поблизости от нашей, — недовольно заметил Сидор.
— Это только летом и весной они пустуют и свободные, — вздохнув, ответил профессор. — А на зиму в город много народу набивается, что собственно и подымает цены на жратву.
— Ерунда, — беспечно махнул рукой Димон. — Что-что, а уж бурт для картошки прикопать у городской стены, рядом с землянкой, как два пальца обрызгать. И под присмотром всё будет, и под боком, опять же. Да и для той же репы и для свеклы, моркови, место там найдётся. Жаль только, что у нас капусты нет. Я солёную капусту люблю, — вздохнул он. — Негде сажать было, блин, — покачал он головой.