Сказать, что Пашкины знакомые хуторяне, проходящие у Сидора с друзьями под обобщённым названием "самогонщики" были в шоке, когда узнали о провале своих планов, это, значит, не сказать ничего. Первую неделю самогонщики на возню возле своего водного источника и на расчистку площадки для строительства завода не обращали никакого внимания, продолжая отмечать чьи-то очередные именины.
Слова атамана, постоянно зудевшего у них над ухом, что Компания землян, если они немедленно не приступят к работам, отказывается от их услуг, они просто пропустили мимо ушей. Видимо полагали это чем-то вроде неумной шутки, поскольку, как они сами до того считали, Компании и деваться то без них было некуда.
И где-то они были правы. На тот момент действительно Сидору с компанией деваться было некуда. Только вот время то неумолимо шло, и Компания искала выход. И нашла!
К концу второй недели, когда первые бревенчатые корпуса завода уже стояли и задымили трубы временных печей, прогревающих промороженное насквозь дерево и готовя место для установки уже завезённого оборудования, они немного забеспокоились. Но как-то вяло и без особого энтузиазма.
Когда же до них дошли слухи, что Сидор с компанией и примкнувшим к ним атаманом, вступили в переговоры с Городским Головой о совместном производстве водки и они — "ДОГОВОРИЛИСЬ!", самогонщики забеспокоились всерьёз.
И всё равно работать не начали. Грянули какие-то очередные именины и они опять забыли про договор.
А когда, ровно через полтора месяца после начала работ на оговоренном первоначально с ними месте работ стояли уже полностью готовые крепостные стены и огромные двухэтажные корпуса первого договорного завода, к которому они теперь не имели никакого отношения, до них наконец-то дошло. Они опоздали! Окончательно и бесповоротно. И никто с ними больше не разговаривал и в услугах их больше не нуждался.
В широких въездных воротах первого, полностью построенного не их руками завода, стояли угрюмые клановые дружинники Сильвестра Косого — Городского Головы, вперемешку с хмурыми, недовольными навязанной им ролью Корнеевскими курсантами. И доступ на заводскую территорию всем посторонним был категорически запрещён. А самогонщики стояли первыми и единственными в этом коротком списке.
Даже чтобы не допустить попадания посторонних внутрь на территорию завода, место погрузки-разгрузки зерна или какого-нибудь иного товара или оборудования было вынесено в отдельный приёмный пункт за внешней крепостной оградой. Откуда уже всё привезённое доставлялась внутрь охраняемого периметра силами только самих заводских работников. Которых, благодаря опять же помощи Головы, оказалось вполне достаточное число.
Никого чужого больше не пускали во внутренние помещения. Так что даже посмотреть как оно всё выглядит в натуре, местные хуторяне не могли.
А когда они увидели огромные площади вырубки под планируемую пашню, для обеспечения заводов в будущем сырьём, они окончательно поняли что всё. Их розовая мечта улетела вдаль и растаяла там лёгкой дымкою. Или наоборот, ушла тяжёлым камнем на дно. Это уж — по выбору.
Все пьянки и гулянки разом кончились. На хуторах царило уныние и обречённость. Тут уж стало не до свадеб и не до поминок.
Поначалу, они пробовали ещё поговорить с атаманом, выторговать у него хоть какое-то послабление. Тем более, что, как они считали, построен пока только один завод и ничего ещё не потеряно. Вины за собой, не смотря ни на что, они не чувствовали.
Но, нарвавшись на откровенную грубость разозлённого их наглым поведением атамана, решились идти уже к Сидору, не зная больше к кому в этой компании обратиться.
Если бы они только знали, кто был главный инициатор всего с ними произошедшего, может быть они повели бы себя по-другому. Может быть. Тем более что Сидор, разозлённый двуличной политикой Городского Совета и самоуправством Головы на их заводе, был совсем не прочь продолжить с ними новые отношения, даже не смотря ни на что.
Но, не свезло. Ни тем, ни другим.
Подловив как-то вечером Сидора в одной из пивных, бурно разросшихся в городе за прошедшую зиму, в немалой степени благодаря популярности новых сортов пива, поставляемых в городские трактиры профессором с Васяткой, троица выборных, без спроса усевшись за его стол, начала важный для них разговор.