— А чё ты злой-то такой, — спросила Маня, внимательно наблюдая за старостой. — Тебе они что, родней, какой приходились?
— Дочка у меня тут была замужем. Молодая совсем, безголовая, — и замолчал, мрачно уставившись на разрушенную деревню.
— Ну, всё ясно, — закончил разговор Сидор. — Срубы возьмём, башню приберём, но жить здесь не будем. Мрачновато здесь как-то. Тут бы кладбищу быть, а не людям жить, — скаламбурил он.
— Правильно, — зачастил скороговоркой староста. — Зачем вам здесь жить. Живите в городище, а сюда на работу ездить можно. Городок недалеко, лошади у вас есть, телегу купите, а то и бричку какую-нибудь. Дорога сюда хорошая, широкая, да всегда сухая. А что мрачно здесь, так это сейчас, осенью, да под вечер, а с утреца то, оно завсегда веселей будет. Начнёте землю распахивать, там и тоска местная уйдёт.
— Ладно, посмотрим, — проговорил Сидор. — Поехали домой, что ли. Я так понимаю, что это всё, что можете нам предложить и выбирать особо не из чего. Если только сами вырубкой не займёмся, или ранее предложенные не возьмём.
— Ну и зачем вам лес под пашню вырубать. Вы хоть мужики и здоровые, а дело это тяжёлое, да ещё выровнять и распахать надо. А у вас черенки, да огород не копан, да дома своего нет. Да зима на носу. За зиму никак не успеете, не то что десяток га землицы поднять, а и один то, дай бог вырубить, да раскорчевать.
— Тот, первый то, участок, вы правы, надо под лесопосадки пустить. Сосну корабельную, а то и кедрач посадить, пусть растёт. Будет у нас, у города под боком, свой кедрач. И древесина, и орех, опять же, свои. А то приходится за орехом к горам ездить. Неделя туда, две — обратно, да там…. Не так шишку бьёшь, как по сторонам смотришь, кабы чего не вышло.
— Значит, мы в доле, — довольно улыбнулся Сидор. — Но, опять же возвращаемся к нашей проблеме. Есть ли ещё участки? Всё представленное, как-то не вызывает энтузиазма.
— Тьфу, на вас, — хлопнул прутом по сапогу староста. — Совсем достали. То не так, да это не эдак. Ну, раз такие упёртые, то покажу вам, теперь уж точно последнее. А там уж не обижайтесь, если что не понравится. И развернув свою кобылку, староста, нервно помахивая хлыстом, порысил по просеке, раздвигая крупом лошади невысокий подрост.
— Вся компания, чувствуя внутреннее раздражение старосты, но, понимая, что из того можно ещё что-то выжать, весело зарысила за ним.
Проехав по какой-то боковой просеке несколько вёрст, староста, достигнув тёмного, густого ельника, свернул на малоприметную тропку, ведущую куда-то в сторону видневшихся невдалеке холмов. Тропинка извивалась самым причудливым образом и еле-еле просматривалась среди молодых ёлок. Как находил дорогу староста, было совершено не понятно. Если не знать заранее, что здесь была тропа, то никому и в голову не придёт, о существовавшей ранее дороге.
Тропка, начавшаяся довольно весело от границы светлого березняка, постепенно привела в глухое и сырое чернолесье, сплошь перевитое мощными зарослями хмеля. Под ногами явственно захлюпало.
— Куда ты завёл нас, Сусанин-старик, — весело заорал в спину впереди идущего старосты Димон. — Тебе не кажется, что здесь нет пути и некуда езжать?
— Это, по-твоему, нет, — обернулся староста, — а, по-моему, дорога только начинается. Хотели землю посмотреть. Так посмотрите. А зараз не пищать, да след в след ступать. Тут начало болота, и, главное, с гати не сбиться, а то утопните сразу, кто тогда пни корчевать будет. И за лошадями, за лошадями следите. Пугаются они тут невесть чего. А как прыгнет лошак в сторону, так почитай и нет тебя. Никто никого вытаскивать не будет — топь. Одни бульки и останутся. Да вонь болотная.
Притихшая компания молча выстроилась цепочкой и, стараясь не сбиваться со следа старосты, осторожно углубилась в болото.
Где-то через час пути, о тишине никто больше не думал. Над болотом стоял ор, мат и жалобные причитания Маши. Если бы кто-нибудь в этот момент посмотрел издалека, то было бы видно, как через небольшой участок открытой воды на болоте, последний перед видневшейся совсем рядом сухой возвышенностью, пробиралось нечто бесформенное, хаотично шевелящееся и громко матерящееся. Сверху всё это было прикрыто коконом какой-то полупрозрачной шевелящейся дымки. Конечно, если присмотреться, то можно было бы признать в этом нечто небольшую группу людей на лошадях, бредущих по брюхо в воде. Но, боже мой, что у них был за вид. То, что люди не сами шлёпали по воде, уже ничего не значило. Все были не то, что по уши, по самую макушку грязные, покрытые комьями чёрной болотной грязи, зелёной тины и мокрые насквозь.