— Ты? Мне?..
— Я их дам тебе в долг.
Три миллиона для Павла Левко — это реально. Он очень богатый человек. Но отношения с моим сыном у него совсем не простые, и предложение звучит неожиданно.
— А как я их тебе верну? — спрашивает Котя.
— Постепенно вернешь, частями, — говорит Павел. — Мы все-таки за одной партой в школе сидели. Ну что ты головой мотаешь?
— Я столько в жизни не заработаю, — говорит Котя.
— Постараешься. Заработаешь. Будет стимул. Ты же отличный режиссер.
— Одного никем не виденного фильма.
— Я видел. Не бзди, Константин. Твой батька в тебя не верил, а я верю. Ты еще нам всем покажешь. — Пододвигает свой стакан. — Плесни-ка еще.
Котя наливает. Молча пьют.
Котин первый и единственный фильм назывался «Великий шелковый путь». О роли Советского Союза в транспортировке наркотиков из Азии в Европу. Задумано было смело, но Таня ужасна в главной роли, и фильм получился скучный. Я предлагал ему помочь перемонтировать, но он гордо отказался. Теперь снимает рекламные клипы.
— Так что три лимона у вас, считай, уже есть, — говорит Коте Левко. — Но остальные бабки соберите сами. Продайте все, но соберите. Покупателей я помогу тебе найти.
— Нет.
— Что «нет»?
— Дед ничего продавать не будет. Этот дом для него... Ну, ты понимаешь...
— Котя! — истерически кричит Таня. — Котя! Ну где же ты?!
Вбегает в гостиную. При виде Тани Павел встает, поворачивается спиной и отходит к окну. Я же говорю, тут очень сложные отношения.
— Котя, я его не нашла! — кричит Таня. — Его нигде нет!
— Кого нет? — спрашивает Котя.
— Петьки!!! Ты даже не заметил, что его нет?! Ты не заметил, что его полдня дома нет?! Я все вокруг объездила! Я уже в милиции была! Мой Петенька пропал!
— Но он же здесь, — говорит Котя.
— Где здесь?!
— Здесь, дома. У себя в комнате. Он давно уже вернулся. Я хотел его покормить, но он говорит, что где-то ел.
— Где?! Где он ел?!.
Петька в детской сидит на полу перед телевизором и смотрит вечернюю сказку. Таня вбегает в комнату, прижимает его к себе и рыдает.
— Мама, ты чего? — удивляется Петька.
— Где ты был?!
— В лесу.
— В каком лесу?! Кто тебя возил в лес?
— Дядька.
— Какой дядька?!
— Хороший. Грязный, — с удовольствием вспоминает Петька.
— Зачем ты с ними поехал?! Как ты смел? Я же сто раз тебе говорила — не смей! Тебя же изнасилуют и убьют!
— Не пугай его, — говорит Котя. — Петька, что вы там с этим дядей делали?
— Курили. Пиццу ели. Играли в почту. Я теперь носю письма. Вот.
Конверт лежит рядом с ним на полу. Котя поднимает его, открывает и достает лист бумаги. В коридоре уже стоят Антон и Маша. За ними маячит Степа.
— Что там написано? — спрашивает Антон.
— Восточно-Сибирский Банк Развития, — читает Котя, — просит Николкина Алексея Степановича погасить ссуду в размере девять миллионов условных единиц. И номер счета, куда переводить.
— Ну что вы все стоите? — кричит Таня. — Что вы стоите? Надо же немедленно заявить в милицию! Они же в следующий раз его убьют!
— Помолчи, — просит Котя.
Смотрит на Левко, а тот смотрит в окно. Сложные отношения.
— Я не буду молчать! — кричит Таня. — При чем тут ребенок?! Какое он имеет отношение к твоему папаше?! Мой Петька вообще ничего хорошего от Алексея Степановича не видел! Дедушка называется! Он хоть раз ему что-нибудь нормальное подарил? Он ему даже велосипеда не подарил!
Стол накрыт к ужину. Нина приносит супницу, ту самую, с пастухом и пастушкой на крышке, в которую когда-то плюнул Левко.
— А теперь мы должны за него платить?! — кричит за дверью Таня. — Когда мы наш фильм снимали, он ни копейки вложить не хотел! И телевидение он для нас перекрыл! Ничего мы не должны платить!
Нина выходит в коридор и зовет:
— Кто-нибудь хочет есть?
— Я хочу! — откликается Петька и бежит в столовую.
А только что говорил, что не хочет. Это недержание идеи очень характерно для нашей семьи. Это у нас пошло от Чернова.
4
По лесной просеке едет коляска. В ней сидит мой прадед Чернов и великий критик Стасов, красавец-мужчина с пронзительным взглядом властителя дум и роскошной седой бородой. Щебечут птицы. Шлепают копыта. Жужжит пчела. Кукует кукушка.
— Чернов, милый, да вы живете в раю! — радостно провозглашает Стасов.
— Да, — без особой радости соглашается мой прадед, — живу. И уже так давно.
Недержание идеи впервые проявилось у Чернова именно в тот год, когда Стасов приехал к нему в гости в Шишкин Лес. К этому времени Чернов уже выстроил дом, женился на Верочке, а опера «Вурдалаки» вызвала всеобщий восторг. И он заскучал.
Семен Левко, одетый в шелковую косоворотку и напомаженный, прислуживает Чернову, Стасову и Верочке, сидящим за обеденным столом. За окном слышен стук топоров. Это мужики рубят лес, расчищают место для будущего сада. Умиленный Стасов рассматривает на свет рюмку с красной водкой.
В этот день Стасов назвал моего прадеда лучшим композитором России. Это случилось так:
— Вы сами сочинили эту рябиновую? — спрашивает великий критик, выпив водки и причмокнув. — Да вы поистине лучший композитор России! После Пшики, конечно. Я восхищаюсь вами! Вы тут достигли полной гармонии. Вы слились с русской природой и народом! И у вас прелестная жена! И ваш талант в полном расцвете! «Вурдалаки» — это же гениально! И эта водка! А что «Финист»? Когда вы закончите «Финиста»? Я восторгаюсь им заранее!
Стасов, вообще, был человеком восторженным.
— Я «Финиста» уже закончил, — рассеянно пожимает плечами Чернов.
— Закончили?! Да что вы! Но мне же не терпится послушать! Когда вы меня посвятите?
— Да хоть сейчас. Сделайте одолжение. — И Чернов оборачивается к стоящему за его стулом Левко: — Ну-ка, братец, изобрази.
— Чего прикажете-с? — кланяется Левко.
— Да хоть из второго акта.
— Слушаю-с.
И Стасов, сперва удивленно, потом совершенно ошарашенный, наблюдает, как лакей Левко присаживается к роялю и, обтерев о колени потные ладони, с излишней экспрессией, но точно играет прекрасную и печальную мелодию из новой оперы.