Звуки взрывов. Степа задумчиво жует губами.
— Степан Сергеевич, это в горах, — успокаивает Клавочка. — Вы не волнуйтесь.
— Я не волнуюсь. Я п-п-просто думаю. Как это в жизни удивительно получается. Еще вчера мы с тобой были незнакомы, а сейчас — как будто я тебя сто лет знаю.
Клавочка кокетливо улыбается Степе и начинает подпевать Пугачевой:
Очередная встречная «бурбухайка» мечется из стороны в сторону, водитель не знает, куда свернуть, чтоб уступить дорогу конвою. В последнее мгновение перед столкновением едущий перед Степиным газиком БТР сворачивает на обочину. Взрыв.
Солдат с мгновенно окутавшегося пламенем БТРа выбрасывает на дорогу. Второй БТР, не успев затормозить, наезжает на них.
Клавочка реагирует мгновенно. Сталкивает Степу на пол газика и на всякий случай накрывает его своим телом.
Второй БТР пятится назад и останавливается. На асфальте в луже крови лежит раздавленный солдат.
Тишина.
Летом восемьдесят второго, когда папа летал с выступлениями в Афганистан, мама была на гастролях в Париже, я крутился на Московском кинофестивале, Нина ночевала в городской квартире, а дети оставались в Шишкином Лесу одни. За ними приглядывал мой брат Макс, но он, как всегда, был влюблен.
3
Сорокапятилетний Макс смотрит в окно на дом Левко. Оттуда, из окна второго этажа улыбается ему двадцатилетняя хорошенькая и худенькая Женя Левко. На подоконнике перед ней включенный транзисторный приемник. Поет Пугачева:
Женя посылает Максу воздушный поцелуй и пальцами изображает на подоконнике идущие ноги. Макс кивает в ответ и выскакивает из комнаты.
Женя в своей комнате смотрится в зеркало.
Макс вбегает в кухню и вынимает из раковины бутылку водки, охлаждавшуюся там под струей воды.
Бежит обратно в свою комнату. Из дверей мастерской с улыбкой глубокого презрения смотрит ему вслед шестнадцатилетняя Маша. В том году моя племянница Маша навсегда поселилась у нас. После смерти Анечки она отказалась жить в Англии со своим отцом Эриком Ивановым. Маша вообще нелегкий человек, но тогда она переживала переходный возраст, и характер у нее был совершенно невыносимый.
Маша делает вслед Максу неприличный жест.
Женя Левко в своей комнате глядится в зеркало и прыскает духами себе подмышки и немножко в рот
Пугачева продолжает петь, а Женя, покрутившись перед зеркалом, выходит из комнаты.
Пританцовывая, она пересекает гостиную, направляясь к выходу из дома, когда из своей комнаты высовывается когда-то сильный и грозный, а теперь древний и высохший восьмидесятитрехлетний Василий Левко.
— Евгения, ты куда собралась?
— А твое какое дело?
— Не сметь со мной так разговаривать! — рявкает бывший маршал.
Василий Левко был уже в глубоком маразме, но он понимал, что у его восемнадцатилетней внучки Жени роман с сорокапятилетним Максом Николкиным. И это было для него невыносимо.
— Я тебе запрещаю туда ходить!
— Ой как страшно.
Легонько отпихнув деда назад, закрывает перед ним дверь его комнаты и поворачивает ключ в замке.
Запертый в своем логове, маршал молотит в дверь кулаком.
Женя пробегает через сад и пролезает через дырку в заборе к Николкиным. А голос Пугачевой по радио все равно слышен из ее комнаты и из многих соседних домов.
Макс, сидя на кровати, разливает водку по рюмкам. Женя сидит перед ним на письменном столе.
— Тебе нравятся такие песни? — спрашивает изнывающий от нежности Макс.
— Я эстраду вообще люблю.
Солнечный луч падает из окна на Женины гладенькие колени, руки и плечи, но Максу хочется не только трогать все это, но и поговорить. Макс всю жизнь ищет не поверхностных отношений, а гармонии всерьез.
— Как тебе может нравиться и Пугачева, и мои спектакли? — выспрашивает он.
— Это совсем другое.
— Я спрашиваю потому, что мои спектакли — это и есть я.
— Вот я и говорю.
— Ты имеешь в виду, что я тебе нравлюсь?
— М-мм.
— Я не понимаю, что тебе во мне может нравиться? — не унимается Макс.
— Все нравится.
— Что все?
— Ну, что ты умный и добрый, и что про тебя пишут в газетах, и что теперь тебе дадут театр в Москве. Я тебя люблю — и все. Что ты пристал?
— И тебе со мной не скучно?
— Нет.
Макс вздыхает и начинает целовать ее колени. Женя расстегивает кофточку под пение Пугачевой:
Запертый Василий Левко в бессильной ярости колотит в дверь. Зина отпирает его. Это лето восемьдесят второго года. Зине уже исполнилось пятьдесят.
— Ну чего ты? Ну чего ты шумишь? — успокаивает она Левко. — Женечка просто навещает своего отца.
— Дегенератка! — задыхается от бессильной ярости Левко.
Жениному брату Павлику Левко в то лето исполнилось пятнадцать лет. Он тоже был влюблен, впервые в жизни, в одноклассницу Таню. Таня жила рядом, в рабочем поселке. Она мечтала стать киноартисткой.
Вот они — шестнадцатилетние Павлик Левко и Таня — тоже пролезают через дырку в заборе. На Тане сарафан с глубоким вырезом. Павлик наклоняется к ее плечу и, дурея от ее близости, дует.