Юлия Монакова
Шишли-мышли
НЕРАВНЫЙ БРАК, или ШИШЛИ-МЫШЛИ
— …Ты замужем? — спросила эта самая тётка. Даша вздохнула (не потому, что вопрос являлся для неё болезненным, просто ей было невыразимо скучно) и ответила, что нет.
— А парень есть? — доверительно подмигивала Даше навязчивая особа, всем своим видом демонстрируя, что уж кому-кому, а ей-то, такой душевной тётушке, можно и открыться. Пришлось признаться, что и парня у неё не имеется.
— Вот и у меня тоже личная судьба не сложилась… — навалившись грудью на стол и придвигая к себе салатницу, поделилась тётка. Положив на тарелку изрядную порцию селёдки под шубой, она принялась жевать, одновременно рассказывая Даше историю своей жизни. Она ежесекундно заглядывала Даше в глаза и периодически дёргала за рукав, призывая к вниманию, так что даже нельзя было отвернуться и пропустить весь этот бред мимо ушей.
— …А в молодости мы с подружками гадали на суженого-ряженого. Вот раз в Крещенский вечер пришли в хлев к овцам… А они от нас в разные стороны разбега-а-аются! Там темно, и надо овцу ухватить за шерсть, клочок выдернуть…
— Зачем? — с искренним недоумением спросила Даша, никогда не гадавшая на суженого и не видевшая за всю свою двадцатитрёхлетнюю жизнь вблизи ни одной овцы. Тётка, в свою очередь, с искренним недоумением выкатила на неё глаза.
— Как это — «зачем»? Какого цвета клок вырвешь — такой и муж у тебя будет. Ну, там — брюнет, блондин, рыжий… и вот представляешь — чё?
— Что? — вежливо поинтересовалась Даша, хотя ей это было глубоко безразлично.
— Ведь точно так и вышло! Знаешь, за чё я ухватилась? За овечьи сопли! — заключила тётка торжествующим тоном и утёрла майонезные губы пятернёй. — Считалочка такая в детстве была, «шишли-мышли, сопли вышли»… Не слыхала? Вот и фиг мне с маслом, а не жених.
Даша на всякий случай сделала сочувствующее лицо, но собеседница гордо отвергла соболезнования:
— А щас думаю — и слава богу… Всю жизнь одна прожила, зато сама себе хозяйка.
— Конечно, — поддержала Даша старую деву с иронией и процитировала знаменитую строчку из фильма «Девчата»:
— Одной ведь лучше, верно? Хочу — халву ем, хочу — пряники…
— Точно! — тётка не поняла юмора и подняла указательный палец вверх, явно намереваясь развить тему преимуществ одинокого образа жизни. Даша вдруг поняла, что смертельно устала и сил её больше нет слушать всю эту дребедень.
— Извините, мне нужно отлучиться… — пробормотала она, решительно вставая из-за стола, проклиная в сердцах и саму эту дурацкую свадьбу в целом, и её организацию в частности.
— Туалет прямо по коридору и налево! — услужливо-громогласно подсказала тётка. Как назло, именно в это мгновение стихла музыка, и толпа гостей, до того самозабвенно отплясывающая под Сердючку, как раз дружной вереницей потянулась к столам, чтобы подкрепиться. Так что слова тётушки прозвучали в полной тишине зала, и все приглашённые с интересом уставились на Дашу, заставив её смущенно покраснеть и выругаться про себя.
Однозначно, эта свадьба была идиотской затеей с самого начала. Даше вообще не стоило приходить сюда. Даже ради Олега, который восседал сейчас на месте жениха во главе стола и, судя по всему, сам маялся от неловкости за свою так явно беременную невесту в её жутком платье (с кринолином, рюшами, длиннющей фатой — в общем, полный комплект, в котором новобрачная напоминала свадебный торт) и за её таких до ужаса провинциальных родственников. Больше всего Дашу раздражал один не сильно юный парниша с барсеткой на длинном ремешке через пузо — настоящее быдло. Она специально наблюдала за ним с самого ЗАГСа. За эти часы он не сказал никому ни слова; в ресторане даже не танцевал, а сидел весь вечер, навалившись на стол, с тупым лицом, не улыбался, не смеялся, не слушал, что говорят гости и тамада, только жрал — хорошо хоть, не пил. А ещё фотографировал девушек на свой мобильный телефон. Вот просто молча сидел и фоткал каждую девушку без исключения. Даша даже подумала, что он, должно быть, немой, но в этот самый момент как раз принесли свадебный торт (тот самый, на который была похожа невеста) и, когда официанты раздавали всем по кусочку, парниша потянулся своей клешнёй к блюду и громко, хоть и без эмоций, сказал:
— Давай сюда, — причем «сюда» он произнес как «суда», и снова прочно замолчал, ни «спасибо», ни «пожалуйста». От этого «суда» Дашу прямо-таки передёрнуло.
«Что я здесь вообще делаю, ради чего страдаю? — разозлилась она. — Олегу, собственно, на меня плевать, и если я сейчас незаметно улизну, никто этого даже не заметит…»