При таких условиях я просто возненавижу и их и себя.
Аджит взял меня за левую руку. Правой рукой я все еще держала Кейна.
— Хорошо, — кивнула я. — Отправим мини-капсулу, а потом прыгнем прямо к дыре.
— Да, — подтвердил Кейн.
Аджит сказал:
— Я снова засяду за работу, Тирза. Если хотите, идите с Кейном в обсерваторию, куда хотите. Я подготовлю и отправлю мини-капсулу.
Он осторожно развернулся к нам спиной и уселся за свой терминал.
Я провела Кейна к своей койке. Никогда прежде я никого из ученых к себе не пускала; обычно я сама шла к ним. В моей кровати, кровати командира, были некоторые секреты, предназначенные только для моих глаз. Но сейчас это уже не имело никакого значения.
Мы занялись любовью; а потом, когда я обнимала его красивое, стареющее тело, прошептала ему на ухо:
— Я люблю тебя, Кейн.
— И я тебя тоже, — просто ответил он, а я так и не поняла, правда это или нет. Может, этот ответ всплыл откуда-то из глубин памяти. Но и это тоже не имело никакого значения. Во Вселенной много видов любви, а я и не подозревала об этом.
Мы долго лежали молча, потом Кейн сказал:
— Я пытаюсь вспомнить число π. Помню три целых, одна десятая, дальше уже не помню.
У меня перехватило горло, но я все же сказала:
— Три целых сто сорок одна тысячная. Дальше я тоже не помню.
— Три, запятая, один, четыре, один, — старательно повторил Кейн.
Я встала с постели и пошла готовить зонд к прыжку в направлении Стрельца А, а он все повторял и повторял число π.
13. Корабль
Вторая пробоина оказалась куда более серьезной, чем первая.
Третья мини-капсула еще не пришла с зонда.
— Возможно, все наши аналоги уже мертвы, — безразлично заметил Кейн. — Они должны были совершить прыжок в точку на расстоянии одной двадцать пятой светового года от сферы Шварцшильда. У нас всегда были трудности с точным вычислением ее месторасположения. Возможно, они попали внутрь сферы, тогда зонд навсегда обречен вращаться по спирали вокруг Стрельца А. Или же получили смертельную дозу радиации.
— Возможно, — сказала я. — А как дела с проблемой массивных молодых звезд?
— Никак. Математический тупик.
Выглядел он ужасно, подавленный, усталый и, конечно же, неумытый. Последнее меня окончательно вывело из себя. Неужели так трудно, хотя бы из уважения к своим товарищам, зайти на несколько минут в душевую? Ведь это не отнимет много времени. А Кейн прекратил и физические упражнения.
— Кейн, — начала я тихим, но твердым голосом — насколько могла. — Пожалуйста…
Сработала сирена, все вокруг звенело с силой в сто пятнадцать децибел. «Тревога, тревога, тревога…»
Я проверила дисплеи приборов.
— О боже…
«Пробоина заклеена временной нанообшивкой, — выдал компьютер. — В течение получаса обшивку нужно заменить на настоящую, тип один-В, плюс починить оборудование — если возможно. Для установления места повреждения и нахождения нужных материалов смотрите…»
Я отключила компьютер.
Нынешний удар пришелся по резервному двигателю. Тело в этот раз было гораздо больше массой, чем в первый, зато теперь оно не проникло внутрь, а просто задело корабль и продолжало двигаться дальше по своей непредсказуемой траектории, так что не было никакой надежды найти этот обломок. Но наружные масс-детекторы зарегистрировали его вес — около двух килограммов; скорее всего, и двигалось оно с более высокой скоростью, чем первое. Если бы удар пришелся под прямым углом, мы были бы уже мертвы. Но тело просто скользнуло по обшивке корабля, выведя при этом из строя резервный двигатель.
— Я пойду с тобой, — вызвался Кейн.
— На этот раз искать тело бесполезно, — напомнила я.
— Знаю. Но мне тут все равно делать нечего.
Мы с Кейном надели скафандры и прошли в отсек резервного Двигателя. Я сразу поняла, что ничего не смогу тут поделать. Существуют поддающиеся ремонту поломки и такие, которые уже никак нельзя исправить. Задняя часть отсека была будто срезана, а вместе с ней и часть двигателя. Неудивительно, что компьютер посоветовал использовать материал 1-В. Можно было бы просто сказать: «Закройте все брезентом и забудьте об этом отсеке».
Пока я возилась с обшивкой, Кейн осмотрел край пробоины, а затем и бесполезный теперь двигатель. Ушел он раньше меня, и когда я вернулась в кают-компанию, он внимательно изучал данные по пробоине на экранах моих приборов. Он не заглядывал в бортовой журнал (прекрасно знал, что никому, кроме командира, заглядывать туда не полагается), но пристально рассматривал данные, придвигал и отодвигал изображение и страшно хмурился.