— Гордеев и Малютин! Я надеюсь, вы так бурно обсуждаете решение задачи?! — прервал беседу раздраженный голос учительницы.
Гном замолчал. Ненадолго. Уже через пару минут он почти лег на парту, приподнял учебник и, спрятавшись таким образом от грозного учительского ока, зашептал:
— Слушай, а, может, пусть на нее кирпич упадет, а?! Ведь сволочь же!
— Сдурел? — глаза Глеба округлились. — Я тебе что — киллер? Иди ты… знаешь куда.
Он демонстративно уткнулся в учебник. Пашка обиженно засопел и тоже уставился в книгу. Глебу почти удалось нащупать решение задачи, но что-то мешало сосредоточиться, словно включенное поблизости радио. Он сердито бросил учебник на парту и завертел головой, пытаясь определить источник раздражения. Неразборчивое бурчание трансформировалось в слова:
— Ага, конечно, как чего — так: Гном, помоги… Как рога отращивать — это тоже Гном под рукой всегда… А как помочь другу — так нет, я не умею…
— Эй, ты достал уже! — ткнул приятеля в бок Глеб. — Ну чего я сделаю-то? И вообще — подумаешь, контрольная! Давай теперь всех учителей мочить, да?!
Ответить Пашка не успел.
— Гордеев! Да что это такое?! Ну-ка иди к доске. Поделись с нами распирающими тебя идеями.
Глеб одарил друга уничижительным взглядом и поплелся к доске. Неторопливо скрипя мелом по зеленому стеклу, он краем уха слушал разглагольствования математички:
— Ты бы, Гордеев, друзей себе поосмотрительнее выбирал. Малютину что — он год закончит и в училище отправится. А ты ведь дальше собираешься, в десятый? А он тебя назад тянет. Я же вижу — в последнее время ты совсем скатился!
— Да это не ваше дело — с кем нам дружить! — не выдержал Пашка. — Чего вы лезете!
— Малютин! Выйди из класса!
— Ну и пожалуйста! — Пашка одним движением смахнул учебник с тетрадкой в сумку и удалился, оглушительно хлопнув дверью.
Глеб, до того не обращавший особого внимания на слова учительницы, растерялся. По-хорошему, надо было уйти следом, и дверью так же хлопнуть. Но будучи по натуре покладистым, он не решился на столь экстремистскую выходку. Только стиснул мел так, что в рукав посыпались белые крошки и продолжил писать. «Вот сволочь, действительно» — беспомощно подумал он.
Перед глазами непроизвольно возникла картина: Ольга Анатольевна, замолкает на полуслове, хватает ртом воздух. Лицо ее краснеет, на висках вздуваются синие вены. Продолжая безмолвно разевать рот, она падает лицом на раскрытый журнал. «Врача! Скорую вызывайте! К директору надо!» — раздаются панические крики одноклассников. Пухлая рука с крупным перстнем на безымянном пальце беспомощно дергается несколько раз и бессильно соскальзывает с края стола…
Глеб опомнился. Он уже достаточно хорошо представлял, к чему могут привести его фантазии. Испуганно скосил глаза на учительницу и, с облегчением убедившись, что она живехонька, отогнал страшное видение.
— …я и говорю — нынешние дети совсем страх потеряли! Никакого уважения! Что… — Ольга Анатольевна оглушительно чихнула.
— Будьте здоровы, — нестройно прозвучало из класса.
Не отвечая, математичка торопливо полезла в сумочку. На свет появился огромный, похожий на вылинявшую наволочку, носовой платок, в который она чихнула еще трижды. Учительница высморкавшись — будто слон протрубил — протерла этим же платком заслезившиеся глаза и махнула рукой:
— Садись уж, Гордеев. Не мучайся. Кто готов выйти к доске?..
Глеб с облегчением плюхнулся на свое место. Внутри мутным клубком ворочались угрызения совести. Конечно, Пашка — настоящий друг, он все поймет и не обидится на предательство, но от этого становилось еще хуже. «Завтра решу его вариант. Сначала Пашке, потом себе» — обещание слегка успокоило ноющую совесть, и до конца урока Глеб честно пытался разобраться с алгеброй. Математичка продолжала чихать и сморкаться. К моменту, когда прозвенел звонок, вид у нее стал совершенно больной — красные заплывшие глаза, распухший нос, лихорадочные пятна на морщинистых щеках.
Глеб первым выскочил из класса и отправился на поиски Гнома. Приятель обнаружился в школьной раздевалке.
— Слышь… Ты извини… — буркнул Глеб, плюхаясь на скамейку.
— В смысле? — удивился Пашка.
— Ну… что я за тобой не ушел. И не ответил ей. Я и не слушал, чего она там несет, если честно…
— Забей! — махнул рукой Гном. — Она права. В смысле, не то, что я тебя куда-то тяну, а то, что мне пофиг — я в десятый не собираюсь. А тебе тут еще два года кантоваться. Так что незачем с учителями собачиться. В столовку идем?
Завтра, на третьем уроке, в класс, вместо грымзы-математички, вошла завуч: